– Насчет копья понимаю, оно может сломаться, с ним неудобно ходить по густому лесу и в помещении, и в ближнем бою оно не оптимально. Но как могут помешать лук, топор или кистень?

– Лук в ближнем бою вообще не оружие, а топор и кистень не годятся для защиты. Только мечом можно одновременно и нападать, и защищаться. Рубить. Колоть. Подрезать. Назидательно бить плашмя. Или навершием, чтобы оглушить. Им даже можно нарезать хлебушек на привале, чего от топора и кистеня не добьешься, они будут при тебе лишним грузом.

– Но кистень с собой ты все же носишь.

– Я нападаю из засады, а противник закован в броню. Смысл боя – закончить схватку одним ударом. Когда не знаешь, где и с кем будет драка, лучше меча ничего не придумать.

Георгий осваивал меч с воодушевлением неофита.

Жизнь Елены тоже не стояла на месте. Еще недавно тяготившуюся ежедневными хлопотами, теперь ее будто подменили. Соловья она выхаживала с почти материнскими нежностью и заботой, порхала от печки к речке и от дома к навесу. Оказывается, вот что нужно женщине для счастья. Мужчине достаточно смысла жизни или женщины, а ей нужно все, причем смысл жизни должен быть не фигуральный, а конкретный, чтобы проявлялся в реальных делах.

Георгий впервые задумался о детях. Елена, судя по всему, уже готова, и, возможно, после ухода Соловья именно это вознесет их союз на новую ступень.

Обучение, между тем, шло своим ходом:

– Удары мечом бывают прямые и ломаные. Прямые надо отрабатывать по восьми направлениям: сверху, снизу, с боков и диагональные. Ломанные – это когда клинок, плечо и кисть двигаются в разных направлениях. Такие удары осваиваются дольше, но они того стоят. Сделай взмах, будто плывешь.

– Кролем?

– Зайцем! Ты плавать-то умеешь?

Георгий сделал правой рукой круговой мах из-за спины вперед. На излете, в точке, где ладонь оказалась на уровне лица большим пальцем вниз, а локоть еще остался задранным кверху, Соловей скомандовал:

– Замри. Представь, что у тебя в руке меч, а противник закрывается щитом. Смещай направление клинка чуть правее, и ты обойдешь защиту и поразишь в лицо или в шею. Правда, откроешься сам, но противник из-за щита не увидит, на то и рассчитано.

Некоторыми приемами Георгию удавалось ответно удивить Соловья.

– Ну-ка, повтори. – Складки на лбу лесного разбойника обрели собственную жизнь. – Что ты сейчас сделал?

– Я такое в кино видел. – Георгий прикусил язык и тут же поправил себя: – Во сне.

– Ты это, когда снится такое, тут же вскакивай и повторяй. А не покажешь ли еще что-нибудь из приснившегося?

В свободное время, которого у Соловья было больше, чем хотелось бы, он пел, и чем дальше, тем чаще. Георгию творчество лесного разбойника не нравилось, а Елена, наоборот, слушала с удовольствием. Некоторые песни звучали очень современно. Те, что про любовь, даже пробивали на слезу, Елена опускала лицо, и что творилось в ее душе в такие моменты, оставалось за семью печатями. Очередной опус застиг ее по пути к речке с грязной посудой в руках.

– Нет больше снов.

Нет больше жизни.

И нет меня.

Не надо слов.

Они капризны.

В них нет огня.

Ты не горишь,

Ты просто тлеешь.

Я не хочу.

Пусть говоришь,

Что пожалею.

Я улечу

Из снов – в зарю.

Забуду осень.

Забуду все.

И вновь сгорю

Другою брошен

Под колесо.

Пел Соловей проникновенно, мягкий баритон обволакивал и вел за собой в рисуемые кущи. Хотелось идти вместе с ним, даже если кущи не были райскими, сердце сжималось от сострадания к лирическому герою и, как следствие, к самому певцу. Что ни говори, а Соловей был талантлив. Когда последнее слово растворилось в лесной тиши, Елена протерла уголки глаз и кивком поблагодарила исполнителя.