Внутренний голос бубнил что-то еще, а Георгий уже мчался за Еленой. Хотелось поймать и наказать за легкомыслие, и наказать так, чтобы она прочувствовала состояние любимого человека.
Мотивация прибавила сил. Килограммы железа словно потерялись, глаза видели только спину и чудесные волосы – Елена не носила платка, и Георгий ее в этом поддерживал. Скрывать такую красоту под несуразной тряпкой – преступление против человечности. Сейчас красота вызывала раздражение. Догнав в несколько прыжков, он толкнул Елену на землю и навалился сверху.
– Ты чего? – Она попыталась спихнуть его, но хватка оказалась крепкой. – Ты меня пугаешь. Отпусти.
– Тебе хорошо со мной?
– Потом поговорим, хорошо? – Елена выбралась из-под Георгия и оправила одежду. – Едва не порвал. И запачкал. Теперь снова стираться. Думаешь, легко?
Он тут же вспомнил, как она стирала вещи Соловья. Возмущением тогда даже не пахло, ее лицо сияло от осознания необходимости и правильности поступка.
Спасти и выходить раненого – действительно благое дело.
Что-то мысли запутались. Зачем думать о плохом, если все хорошо?
Елена отправилась купаться и мыть волосы – валяние не земле на них сказалось не меньше, чем на сарафане. Место она выбрала вдали за поворотом речки, от навеса оно не просматривалось, и хотя бы за это ей нужно сказать спасибо.
А сарафан, словно в отместку, она стирала прямо перед домом. Платье тоже дожидалось стирки, поэтому на Елене была только обмотанная вокруг тела простыня. Колени упирались в твердый край берега, голова опускалась низко-низко, почти к самой воде.
Соловей заметил, как на него косится Георгий, и отвернулся. Но стоило резко оглянуться на «больного», и его взгляд вновь уносился от речки то в лес, то на небо.
В эту ночь Георгий с Еленой так и не поговорили. Не поговорили и на следующий день. Едва почувствовав тягостное настроение Георгия, не готовая к выяснению отношений Елена находила повод перенести разговор.
Время шло, и однажды Георгий вдруг понял – разговор не нужен. Елена все понимает, и не надо портить кровь окружающим, которые хотят получать от жизни хоть какое-то удовольствие. Не сказав ни слова, Елена сумела донести до него свое видение, и он понял. И принял.
И снизошел долгожданный покой. Все хорошо. Георгий просто устал. Нужно поспать, и все пройдет.
Но он не мог нормально спать. Жутко нервировало, когда Елена вставала по ночам. Недавно Георгий представить не мог, что будет ее ревновать, а теперь тихо поднимался следом и в щель занавески следил, куда идет Елена: в кустики или…
Она шла в кустики. Он корил себя, обещал больше так не делать. Как можно жить вместе, если не доверять партнеру?!
А он не доверял и вновь подглядывал. Потому что не мог понять: ну неспроста же ей лень одеваться полностью, и она выскакивала наружу, обернувшись в простыню или, прикрыв грудь рукой, в одном нижнем белье?
К сожалению, нога Соловья срасталась не так быстро, как хотелось бы. Затянувшийся процесс выздоровления помогал тренировкам, теперь можно было устраивать спарринги на палках. Не мечи, конечно, но эффективность возросла.
Устав отбиваться от наседавшего Георгия, Соловей ложился под навес и возвращался к теории:
– Шлем защищает от оружия, но не от силы удара. Представь, что тебе по шапке со всего маху врезали булыжником. То же самое ощутишь при встрече шлема и меча. В глазах помутнеет всего на миг… и больше уже не прояснится – враг воспользуется бездействием и зарубит. Доспехи и шлем – защита крайнего случая, в первую очередь рассчитывай на щит.
– Не доводилось пользоваться щитом, – признался Георгий.