Скандинавская мифология: Сага о богах и героях Хавар Сигурдсон, Денис Стась

Меня зовут Хавар Сигурдсон. С каждым новым днём я убеждаюсь, что древние легенды живут не только в песнях и рунах, но и в самой сути нашего мира. Я переплёл свою жизнь с этими историями, оберегая их от забвения и возвращая в них жизнь, когда сижу у очага, постукивая по деревянной чаше, полной эля. Каждый раз, когда я произношу первое слово, в моей памяти всплывают вечные образы – рёв суровых ветров, треск огня и скрип льда. И в этих звуках оживает первозданная бездна, что когда-то была всем и ничем одновременно.

Такова она, таинственная Гиннунгагап, Пустота и Начало всего сущего. Прежде чем появился хоть один маленький островок жизни, раньше, чем где-то мог пробежать снежный заяц или злобно сверкнуть глаза волка, была лишь бескрайняя бездна. Её едва ли можно представить, а ещё труднее описать: это было место, где не существовало ни верха, ни низа, ни правды, ни лжи. Когда я рассказываю об этом, всякий раз ощущаю холодок на затылке: будто ветер, заглядывающий в треснувшую дверь моего дома, внезапно обдаёт морозным дыханием, заставляя вспомнить о ледяных пустошах Нифльхейма и об огненных просторах Муспельхейма.

Сказание гласит, что на одном краю бездны обитал Нифльхейм – край льда, тумана и непроглядной стужи. Я представляю его так: царство в вечном полумраке, где каждый шаг отзывается хрустом замёрзшего льда, а тёмные воды залегают под ослепительно-белыми напластованиями снега. И лишь жалобный вой ветра или редкие трески ледяных глыб заполняют собой это пространство. Стоит думам моим унестись туда, и я уже почти слышу, как колеблется внутри меня энергия первозданного мрака и осознаю собственную незначительность перед лицом древних стихий.

На другом краю Гиннунгагапа кипел Муспельхейм. Я не раз пытался вообразить то пекло: пульсирующие потоки магмы, языки пламени, ярче которых нет ничего на свете, и искры, взлетающие к самому небу. Там, говорят, обитали перворожденные существа огня – суровые и могущественные, несущие в себе непостижимую силу разрушения и созидания. В своих странствиях я встречал моряков, которые клялись, что видели за морскими далями отблески какого-то неукротимого пламени. Может, то был лишь закат, но я всегда думал: а вдруг они краем глаза, неведомо как, заглянули в сам Муспельхейм?

И вот когда искры огня из Муспельхейма столкнулись с мёрзлым дыханием Нифльхейма в бездонной Гиннунгагап, случилось великое чудо – возник первичный хаос, первый вздох мира. В тот миг родились силы, что дали начало жизни и движению. Те, кто слышал эту легенду впервые, часто переспрашивают: «Но как может родиться что-то из столкновения противоположностей?» Я отвечаю, что жизнь всегда рождается там, где сталкиваются крайности – холод и пламя, смерть и рождение, страх и надежда. Разве не так свершается наш путь, когда мы идём вопреки опасностям, когда боремся за выживание?

Так и тогда, в самом сердце Гиннунгагапа, из льда и огня возник Имир – первый великан, могущественный и безмерно опасный. Люди, да и сами асы, порой называют его Хримтурс, что значит «инейный великан». В моих рассказах он всегда предстает колоссальным существом, чьи размеры неподвластны человеческому воображению, а дыхание его подобно ледяному вихрю, что сбивает с ног. Имир олицетворял собой сырую первозданную стихию, погружённую во мрак, не имеющую ни чёткого облика, ни покоя.

Но не один лишь великан появился в результате того столкновения. Вместе с Имиром возникла и Аудумла – первозданная корова, несущая в своём вымени животворные потоки молока. Словно сама природа в обличье простого, но крайне важного существа, она стала кормилицей Имира и всех его потомков. Порой мне задают вопрос: «Почему именно корова?» Я только посмеиваюсь в ответ. В древних преданиях сквозит мудрость, что всё в мире взаимосвязано: даже самые свирепые существа нуждаются в пище, материнской опеке или поддержке. И Аудумла была тем самым символом питательной силы жизни, вскормившей последующие поколения миров.

Когда Аудумла лизала солёные камни и кристаллы льда, она вызволила на свет нечто ещё более важное для дальнейшей истории. Вместе с желанием удовлетворить свой голод, корова постепенно освобождала из ледяных глыб существо, чьё имя уже тогда зловеще предвещало изменения – Бури, предка всех богов. Его сын – Бёр – а уж затем родились Один, Вили и Ве. Но об этом я расскажу чуть позже.

Скажу лишь, что мир не может существовать без противоречий, без взаимодействия льда и огня, без силы, что борется с другой силой. Так было и при рождении Имира. Он не знал сострадания – у первожданной мощи не бывает рассудка. Но уже тогда, на краю бытия, затеплилась искра божественного замысла – властного и одновременно созидательного. Ведь без замыслов, без мечты о порядке невозможно вырвать новое начало из темноты хаоса.

Когда я рассказываю эту историю молодым скальдам или любопытным путешественникам, они, бывает, смотрят на меня недоверчиво. Мол, как человек может знать то, что было задолго до появления людей? Но храню в сердце древние слова, переданные по цепи поколений. И в каждом звуке ветра над замёрзшими озёрами, в каждом треске горящего полена в очаге я слышу отзвуки того изначального конфликта.

Так рождается понимание: бездна Гиннунгагап – это не пустая история из старых песен. Она – сама основа нашего мира, первозданная колыбель, в которой холод и огонь сплелись воедино и дали жизнь всему сущему. Когда захочется представить Гиннунгагап, можно закрыть глаза и почувствовать, как все вокруг замирает, растворяется в беззвучной тишине. А затем, вдалеке, будто искры от удара молота о наковальню, вспыхивают крошечные точки света, встречаются со снежной стужей, и начинается великая пляска рождений и смертей.

Те, кто просил меня поведать этот рассказ, спрашивали: «Но что же стало с великаном Имиром, с коровой Аудумлой и богами, чьё появление ты предвещаешь?» Я только улыбаюсь в ответ, покачивая головой, и говорю: «Терпение, друг мой. История о сотворении мира – это целая сага, которую не постичь в один миг». А сам в душе вспоминаю грядущие сцены, где Один и его братья восстанут против Имира, где от крови великана затопит всё вокруг, а кости его станут горами в новом мире. Но об этом – в другой раз.

Сегодня же, в этой главе, я хотел лишь показать путь, которым мы вернёмся к истокам. Садясь у очага в кругу друзей или под открытым небом, пусть каждый ощутит дыхание Гиннунгагапа. И пусть поймёт, что наша жизнь зиждется на переплетении невидимых нитей, тянущихся сквозь льды Нифльхейма и огни Муспельхейма. А я обещаю и впредь рассказывать эту великую сагу, постепенно раскрывая тайны, которые вынес из глубин веков.

Пока вы слушаете мой голос, помните: каждое слово – словно искра, порождённая из сплетения огня и льда. И пусть она озарит ваш путь, как когда-то озарила мой. Ведь с признанием в сердце первозданного холода и неукротимого огня мы можем понять главное: всё имеет начало, всё когда-нибудь придёт к концу – и всё снова возродится из Гиннунгагапа.

Так начинается наша история, друзья. И имя ей – рождение мира из пустоты.

Я, Хавар Сигурдсон, знаю, что память о прошлом часто похожа на полузабытый сон. Но стоит лишь коснуться древних песнопений и рунических преданий, как образы вдруг оживают, и, кажется, что я сам становлюсь частью великой саги, слышу рёв первозданных ветров и шум тающего льда под жаркими искрами. Именно поэтому я хочу продолжить наш рассказ о зарождении могучих великанов и первых богов, чья судьба вплелась в основу мироздания.

Помните, в предыдущей главе я рассказывал о Гиннунгагапе – безграничной Пустоте, в которой столкнулись морозные волны Нифльхейма и неугасимые пламени Муспельхейма? Там и родился первый великан, Имир, чья величина и мощь будоражили даже непостижимую бездну. Однако не думайте, что его появление означало порядок и гармонию. Напротив, Имир олицетворял собой хаос и дикость природы, не знавшей ни законов, ни сопереживания. Он, как и Гиннунгагап, был загадкой, открывавшейся лишь тем, кто готов вглядеться в самые глубины.

Но не один Имир возник из первозданной колыбели. После того как корова Аудумла начала лизать солёные льды, появился Бури – существо иного рода, несшее в себе искру будущего порядка. Из Бури в дальнейшем родился Бёр, а уже от Бёра – те, кто стали прообразами первых богов. Тогда, греясь у очага в зимнюю стужу, я часто ловил себя на мысли: неужели именно в тот миг, когда Аудумла смахивала языком слой льда, зародились линии судеб, от которых зависело всё будущее?

Однако прежде чем я поведаю о становлении богов, скажу пару слов о самих великанах, ибо Имир не остался в этом мире одиноким. Из его тела, как говорят легенды, появлялись новые существа. Считается, что от пота под его руками, словно из влажной и мрачной тьмы, народились первые инеистые великаны – Хримтурсы. Мне самому трудно представить, как одна-единственная искра жизни способна была породить целые поколения гигантов. Но так уж устроено мироздание: оно не спрашивает согласия у смертных, его законы прорастают сквозь толщу веков, переплетаясь на наших глазах.

Хримтурсы были свирепы, беспощадны и сильны, как сама древняя природа. Они не признавали никаких законов, кроме власти грубой силы. В их жилах текла энергия первозданного хаоса, и потому неудивительно, что, обосновавшись в Ётунхейме, так стали называть местность, где они расселились, великаны лишь умножали свою мощь. Из уст в уста передаются истории о том, как они громили утёсы, перекраивали долины и скалы, меняли русла рек. Когда я пытаюсь осознать это, мне представляется раскалённый рёв вулкана, который одним движением может изменить лицо земли. Таковы были великаны: сила, которую не удержать никакими цепями.