Так. Пока не выгоняют, это уже хорошо. Набрав побольше воздуха – не иначе, как для храбрости – я выпалила:

– Язву!

Кандид заржал в голос. Евлалия побагровела, потрясла веревкой с колечком и завопила:

– Это тебе язва, да? Это, между прочим, был ключ от квартиры!

– Где деньги лежат?

Покажите мне человека, который бы удержался.

– Она издевается! – взвизгнула Лалька. – Она это сделала нарочно!

И только тут я поняла, что произошло.

Лалька привязала к веревке ключ, проглотила его, а конец веревки зажала зубами – поэтому и рот не открывала.

Нет, ну я же знала, что Желенский подстраивает на экзаменах подлянки! Да он и сам говорил, мол, стандартных задач не ждите, они, мол, у целителей всегда нестандартные. По рассказам, у «объекта» в разное время находились: грелка, привязанная к пояснице, камни… нет, не в почках, а в ботинках, мышь в кармане. Но чтобы проглотить ключ…

Им, конечно, было очень интересно, что я сдиагностирую. Ну, поржали бы (я же не рентген, проглоченные предметы видеть не умею. Пока), похвалили или поругали. Отправили на пересдачу.

Но на мгновенное лечение определенно не рассчитывали. А я, значит, желтым шариком взяла да и вылечила Евлалию от постороннего предмета – ключа. То есть, от половины ключа.

К несчастью Лальки и к моей тихой радости, эта половина теперь блуждает в виде атомов железа по сосудам, перегоняется кровью и лимфой и восстановлению не подлежит.

И Лальке никак не попасть домой.

Я порадовалась. Но недолго.

– Не распишусь в ведомости, – заявила противная аспирантка. – Если каждый будет ключи растворять, это что ж такое будет? А если бы я золотую цепочку проглотила?

Я тут же пожалела, что не цепочку.

– Голубева, – сказал Желенский. – Решишь вопрос с ключом.

– Могу проглотить свой, – я с готовностью достала из сумки здоровенный крюк от задвижки, на которую запирала дом.

– Не надо, – сказал Кандид с содроганием.

– Нет, пусть глотает! – уперлась Евлалия. – Пусть глотает, а я посмотрю. Она, наверное, думает, это просто!

– Хватит! – Мирон повысил голос. – Голубева, сделай так, чтобы Архипова смогла попасть в квартиру. Потом вернешься и досдашь экзамен.

– Плюс один балл? – с надеждой спросила я.

– Минус один, – злорадно заявил Кандид.

Ну, минус, так минус. Если стану выпрашивать, оценка может упасть до минус двух.

И как же мне решать ключевой вопрос, скажите на милость?

Хотя…

– Раф, иди сюда, – свистящим шепотом сказала я, высунувшись в коридор.

Он тут же подскочил, попутно отгоняя одногруппников, налетевших с вопросами, как, что и сколько.

– Плюс один, – потребовал этот нахал, когда понял, чего от него хотят.

Комиссия покривилась и согласилась. Раф и Лалька удалились вскрывать дверь ее квартиры и ставить новый замок. А что? Сам же хвастал, мол, на все две руки мастер.

А вот Кандиду и Желенскому внезапно понравилась Лалькина инициатива. Они заставили меня проглотить… нет, не ключ, а серебряный кулончик Мирона, привязав к бечевке, конец которой я зажала между зубами. Глотать его было препротивно, хуже, чем эндоскоп на ФГС раз в стопятьсот. Не представляю, как Евлалия заглатывала ключ. Наверняка чисто из природной вредности.

Самое сложное – не заржать во весь голос, когда экзаменуемые принимались описывать симптомы моего «заболевания». Нет, язвой они не ограничились. Гастрит, прободение, полипы и камни (в желудке, хе-хе!) – вот неполный букет, которым наградили меня добрые соученики. Единственная, кто засомневалась в постановке диагноза, оказалась Мышь. Она обошла меня со всех сторон, остановилась за спиной и замерла, а потом резко и сильно ударила под ребра.