– Это распространённая – нет, универсальная практика на всех кораблях, которые не опрокидывает первой же волной.

– Однако мне помнится, что на схеме был указан ещё один слой. Под бочками, под галькой, даже под металлическим балластом. Тончайший слой, почти плёнка – на схеме он выглядел как луковая кожура, прижатая к осмолённым доскам днища, и проходил под названием «листы обшивки от обрастания ракушками».

– Что с того?

– Зачем защищать корпус от ракушек изнутри?

– Это запасные. Вы должны были заметить, что у нас всё в двойном количестве, доктор Уотерхауз. «Минерва» снаружи обшита металлом – чем и славится среди моряков. Когда мы последний раз обращались к меднику, то заказали вдвое больше листов, чем нужно, чтобы сговориться на более выгодную цену и получить запас.

– Вы не путаете их с теми запасными медными листами, что сложены в ящике у степса фок-мачты? Помнится, я как-то на нём сидел.

– Одна часть хранится там. Другая – под металлическим балластом, как вы описали.

– Странное место для хранения чего бы то ни было. Чтобы до них добраться, надо разгрузить корабль, выкачать неописуемо зловонную трюмную воду, перекидать лопатами тонны гальки и лебёдкой поднять одну за другой многочисленные чугунные чушки.

Даппа не ответил, только принялся нервно барабанить пальцами по столу.

– Наводит на мысль скорее о спрятанном сокровище, нежели о балласте.

– Вы сможете проверить свою гипотезу, доктор, когда мы следующий раз будем в сухом доке. Не забудьте принести лопату.

– Так вы отвечаете дотошным таможенникам?

– С ними мы обычно вежливее – как и они с нами.

– Но, если отбросить вежливость, ситуация не изменится. Когда некое облечённое властью лицо потребует освободить трюм, это придётся сделать. «Минерва» будет прыгать на воде, как пробка, но не перевернётся благодаря балласту. Однако, чтобы осмотреть запасную обшивку, надо поднять весь балласт, что возможно только в сухом доке – где «Минерва» была всего неделю назад. Ни один таможенный инспектор такого не требует, верно?

– Очень странный разговор, – заметил Даппа.

– По десятибалльной шкале странности разговоров, где десять – самый странный разговор, какой я когда-либо слышал, а семь – самый странный разговор, какой мне обычно случается вести за день, этот потянет не больше чем на пятёрку, – отвечал Даниель. – Однако, чтобы уменьшить для вас его странность, буду говорить прямо. Я знаю, из чего эти листы. Я знаю, что, заходя в Лондон, вы иногда достаёте часть металла, и он со временем становится монетами. Меня не интересует, как это происходит и зачем. Однако я хочу предупредить, что вы подвергаете себя опасности всякий раз, как тратите своё сокровище. Вы думаете, что в тигле монетчика оно смешивается с металлом из других источников и уходит в мир, лишённое всяких признаков, указующих на связь с вами. Однако по меньшей мере одного человека не обмануло это смешение, и сейчас он очень близок к тому, чтобы разгадать вашу тайну. Вы можете найти его в лондонском Тауэре.

В начале этой речи Даппа встревожился, теперь выражение его стало рассеянным, как будто он просчитывает в уме, как быстро «Минерва» сможет поднять якорь и выйти из лондонской гавани.

– Зачем вы мне это рассказали? По доброте душевной?

– Вы были добры ко мне, Даппа, когда не выдали меня Чёрной Бороде.

– Мы поступили так из упрямства, а не по доброте.

– Тогда считайте моё предупреждение актом христианского милосердия.

– Благослови вас Бог, доктор! – сказал Даппа, однако лицо его оставалось настороженным.

– До тех пор, пока мы не придём к пониманию касательно дальнейшей судьбы золота, – добавил Даниель.