– Слово «судьба» внушает мне опасения. Что вы подразумеваете?

– Вам надо избавиться от золота, пока о нём не проведал упомянутый джентльмен. Однако перечеканить его на монеты – всё равно что пройти на «Минерве» под пушками Тауэра, неся эти листы на реях.

– Что от него проку, если оно не в монетах?

– Золото годится и для других целей, – сказал Даниель, – о которых я вам когда-нибудь расскажу. Но не сейчас. Сюда идёт Титул, и нам надо свести странность разговора к одному-двум баллам по той шкале, о которой я говорил.

– Титул? Кто это такой?

– Для человека, только что внушавшего мне, как важна печать, вы не слишком внимательно читаете газеты.

– Я знаю, что она существует, как она действует и почему это важно, однако…

– Я читаю газеты каждый день. Позвольте объяснить вкратце: есть газета под названием «Окуляр», которую учредили виги, когда были у власти. В неё пишут несколько умных людей; Титул к ним не относится.

– Вы хотите сказать, он не пишет для «Окуляра»?

– Нет, я хочу сказать, что он не умён.

– Почему же его пригласили писать в газету?

– Потому что он в палате лордов и всегда на стороне вигов.

– Так он – титулованная особа?

– Титулованная особа со страстью к бумагомарательству. А поскольку «титул» ещё и заглавие, то есть имеет какое-то отношение к литературной деятельности, он взял себе такой псевдоним.

– Это самое длинное предисловие к знакомству, какое я когда-либо слышал, – заметил Даппа. – Когда же он наконец подойдёт?

– Боюсь, что он… вернее, они ждут, чтобы вы их заметили, – сказал Даниель. – Держитесь.

Даппа сузил глаза и раздул ноздри. Затем он повернулся на стуле и, буквально следуя совету Даниеля «держаться», упёрся локтем в стол.

Лицом к ним на расстоянии примерно десяти футов стоял, плотно уперев ноги в грязные половицы, маркиз Равенскар; другой господин, ещё более роскошно одетый, висел рядом, уцепившись обеими руками за низкую потолочную балку; его щегольские башмаки раскачивались всего в нескольких дюймах от пола.

Поймав взгляд Даппы, господин разжал руки и с гортанным: «Хух!» спружинил на ноги. Он опустился почти в полуприсед, так что панталоны в паху угрожающе затрещали, и, пригнувшись, свесил руки с подогнутыми пальцами к самому полу. Ещё раз убедившись, что завладел вниманием Даппы, он заковылял к маркизу Равенскару, который стоял неподвижно, словно звезда на небосводе, скривив лицо в вымученной улыбке.

Титул покусал губы, вытянул их вперёд, насколько мог, и, поминутно оглядываясь на Даппу, с негромкими возгласами: «Хух! Хух!» двинулся в обход Равенскара. Сделав полный круг, он прошаркал ближе, так что почти упёрся физиономией маркизу в плечо, и принялся тянуть носом воздух, поводя головою из стороны в сторону. Видимо, он приметил что-то в Роджеровом парике, потому что поднял правую руку от пола, запустил её в густые фальшивые локоны, вытащил что-то маленькое, осмотрел, хорошенько обнюхал, сунул себе в рот и громко зачавкал. Потом, на случай если Даппа отвлёкся и не всё разглядел, Титул повторил представление ещё раз пять, пока Роджер, потеряв терпение, не бросил: «Да хватит уж!» – сопроводив свои слова раздражённым взмахом руки.

Титул отскочил подальше, упёрся костяшками пальцев в пол и принялся жалобно верещать (насколько для члена палаты лордов возможно изобразить такой звук), затем подпрыгнул и снова уцепился за балку. Пыль посыпалась на белый парик, превратив его в серый. Лорд чихнул – весьма неудачно, поскольку в носу у него была понюшка. Красновато-бурая сопля вылетела из ноздри и повисла на подбородке.

В клубе «Кит-Кэт» воцарилась монастырская тишина. Присутствовали человек тридцать, если не сорок, при обычных обстоятельствах склонные видеть смешное почти во всём. Редкая минута в клубе проходила без того, чтобы разговоры утонули в гомерическом хохоте из-за ближнего или дальнего стола. Однако кривлянья Титула настолько не лезли ни в какие ворота, что никто даже не прыснул. Даниель, воображавший, что многолюдство и гомон создают для них с Даппой хоть некое подобие приватности, окончательно почувствовал себя выставленным на всеобщее обозрение.