Пока обстановка казалась спокойной и дорога была свободна.

– Подозрительно тихо, – покачал головой Мезенцев, подъезжая к очередному посту дорожной полиции.

И тут же, словно в ответ на его слова, из-за строений, перегораживая дорогу, выехали две бронемашины армии США. Они встали прямо напротив посольской колонны, направив в её сторону стволы пулемётов, тем самым требуя остановиться.

– Что будем делать?! – прозвучал в динамике рации Мезенцева почти что крик посла.

– Уходим сейчас вправо, – чётко и спокойно ответил Мезенцев. – Там есть параллельная дорога прямо до Фаллуджи, нам нужно любой ценой доехать до развилки.

– Хорошо, уходим, – послышалось в рации, и машина посла с флажком России резко повернула вправо, а за ней и все остальные машины.

Проехав около пяти километров, колонна вышла на параллельную дорогу и на бешеной скорости помчалась в сторону Фаллуджи. Американцы разгадали этот манёвр, тем более что посольство заранее согласовало с ними свой маршрут на Дамаск. Бронемашины быстро развернулись и двинулись на перехват по основной трассе.

Впереди уже была видна развилка, Мезенцев стал обгонять колонну справа, чем поднял огромное облако пыли. Эта завеса оказалась весьма кстати, потому что минуту спустя послышались выстрелы. Вышедшие наперерез колонне американские бронемашины открыли сначала предупредительный, а затем и прицельный огонь. Два первых автомобиля были расстреляны в упор и выведены из строя. Водитель получил ранение в живот, в других машинах тоже были раненые. Колонна дипломатов рассеялась, но это случилось уже после развилки…

– Я ушёл, – услышал в рации спокойный голос Мезенцева посол.

– Удачи, – так же спокойно ответил посол.

Стрельба прекратилась, две машины горели. Уцелевшие автомобили посольства вновь собрались в колонну и направились в Фаллуджу, чтобы помочь раненым и переночевать. Американцы же даже не приблизились к ним, а просто сопроводили колонну на некотором отдалении, не упуская из вида ни одно движение. Стоит ли говорить, что с их стороны не последовало даже попытки оказать помощь пострадавшим.

Машина Мезенцева, воспользовавшись неразберихой и поднятой пылью, сумела выехать на трассу Багдад – Эль-Кайм. «Тойоту» тоже задело, и несколько дырок в кузове издавали на скорости свист, как будто за окнами завывает пустыня. Дорога была наполнена машинами беженцев, забитыми домашней утварью. Что не уместилось в салоне, горой громоздилось на крышах. Наверное, всё это было настолько дорого хозяевам, что оставить свой скарб в разбитом городе они просто не смогли. Так, на одной из машин, привязанный верёвками, ехал маленький чайный столик, видимо не один век стоявший в каком-нибудь тенистом дворе и слышавший голоса многих поколений семьи, а теперь покидавший вместе с ними родные места. Видеть это было так трогательно и больно одновременно. «Наверное, это и есть самое дорогое для них – память. То, чего народ Ирака сейчас хотят лишить», – подумал про себя Мезенцев.

– Бедный народ. Это такая трагедия! Ещё вчера у них был свой дом, во дворе играли дети, а сегодня они уже беженцы. Ни дома, ни страны. Одна пустыня, – произнёс негромко профессор, будто откликаясь на его мысли. – Это же великий народ, цивилизация, с которой начиналась история человечества, и эту страну варварски бомбят, не разбирая, где армия, где дети. Я уже не говорю о культурных ценностях – их просто уничтожают.

– Не упрощайте, профессор, – сказал Рубцов, молчавший до этого. – Можно не знать древней истории Ирака, но то, что происходило в последний год…

– Вы имеете в виду выступление гражданских активистов против власти Хусейна? – спросил профессор.