И пока Банан собирался и разбирался, подливая водки в её пластиковый стакан с пивом, Сирингу вслед за Ахлис вновь оторвал от него кружащий по зале пары смерч эмоций.

Чтобы вышвырнуть их к нему лишь за новой порцией «бананового» коктейля.

– Почему ты всё время так хитро улыбаешься? – спросила Сиринга, вслед за Ахлис незаметно для бармена протягивая ему снизу стакан с пивом.

– Просто, у меня такое ощущение, – улыбнулся Банан ещё более хит’ро, подливая в него водки, – что я люблю тебя!

– Но ещё рано! – погрозила она пальчиком и сделала несколько маленьких глотков.

Ведь признание в любви ассоциировалось у Сиринги с постелью. И как Снегурочка из одноимённой сказки, она всё не решалась растаять в огне его пылких признаний. Опасаясь, что мечта выйти замуж снова тогда превратится в пар, как и с прошлогодним парнем (снегом). Быть может, опасаясь его разочаровать? Ведь актуализация мечты ведет к её десакрализации.

Да и откуда ему было знать, когда уже надо влюбляться и до каких пор это скрывать? Ведь все его прежние попытки освоения околоземного пространства неземной любви питались исключительно идеями Платона. А потому и получили строгое название «платонических».

– Знаю, – признался Аполлон. – Я всё знаю. Но что я могу с собой поделать? Знание – лишь предпосылка опыта, а не его следствие.

– Надо себя сдерживать. Ради нас!

А чего он действительно не умел, так это себя сдерживать. Хотя и понимал уже, что именно упрямое сдерживание своих побуждений низшего толка и позволяет нам обретать жизненный опыт. Делая наши мысли для нас же всё более актуальными и конкретными. Позволяя нам с барской руки предыдущего опыта овладения своим телом всё менее сложно, но всё более играючи их применять в своем обиходе.

Аполлон всё понимал, но не всё умел. Хотя и замечал краем глаза, что именно несдержанность постепенно снова и снова и превращает его в дурака – Банана. Транжиря его позитивную энергию понимания на негативные эмоции, пытаясь оправдаться. Лишний раз доказывая ему, что слово «ум» происходит от слова «уметь», а не от слова «умничать». И становиться для других не умником, а умничкой! В этом-то и была коренная проблема его экзистенции. Искренне недоумевая от того, что как только возникает необходимость действовать, тело то и дело пренебрегает его предостережениями и пускает всё на самотёк. Подобно нерадивому ученику – задорному Банану! Что он мог осознать лишь вспоминая о совершённых им ошибках, анализируя вечером, как именно он мог бы их избежать, будь он не столь одержим деланием. И поступками других, подражая им. Невольно отделяя себя от тела. Так сказать, не находя с ним общий язык. Который Банан то и дело задорно ему показывал!

То есть так и не осознав, что первый долг в жизни – быть как можно более несерьезным. А значит – и иронично неестественным, как и всякий иллюзионист! Пытаясь стать для других самой Мечтой. А для себя – лишь иллюзией воплощения этой мечты. На самом же деле всегда находясь на грани ощущения провала. Рассматривая себя критически, как и завещал Сократ. Ведь подлинная истина открывает нам себя ключами парадоксов. Подобно тому, как Дионис – красотой своих нимф.

Так что чему тут было удивляться? Ведь тогда Ганеша и сам только пытался открыть для себя эту свою нимфу – Сирингу. И, по возможности, приручить её, ключами парадоксов пытаясь взломать оборонный комплекс её сознания. Тогда как даже сорвав этот дивный цветок, этот горный померанец, растущий на самом недоступном для него утёсе, он всего лишь сорвал бы светящуюся в полумраке окружающего их недо-бытия вуаль её тела, скрывающего от непосвященных её истинное лицо.