Боль, почему-то злость и… вина? Я толком не могла понять, что чувствует блондин, но не сомневалась – он до сих пор не отпустил мать и в его душе по-прежнему кровоточит незаживающая рана.

– Расскажи, – оглянувшись по сторонам, я села на краешек кровати. – Пожалуйста.

– Это будет очень страшная сказка на ночь, – покачал он головой.

Однако я упрямо сидела на месте и ждала. Вздохнув, Кэс все-таки еще отпил вина и сел рядом. Его полный тоски взгляд поднялся на мамин портрет.

– Отец убил ее. Не в прямом смысле, конечно. Но медленно и планомерно изводил ее – своим презрением, жестокостью, изменами. Это при дворе он бесстрастный и хладнокровный судья. А дома… Ну, ты сама слышала.

«И видела».

Я невольно бросила взгляд на его разбитую губу. И вроде бы Гарланд Норфлок уже казался мне самым мерзким и отвратительным человеком из всех живущих на земле, но чем больше я о нем узнавала, тем сильнее ненавидела. Внезапно оказалось, что презрение имеет массу граней и оттенков. Оно скрипело на зубах, оставляло горький привкус во рту и вызывало острое чувство отторжения. Глава магического контроля был подобен луже гнилостной, тошнотворной слизи, которую как не обходи, а запах все равно въестся в кожу.

– Мама делала все, чтобы я этого не видел как можно дольше, хотя отец меня особо и не трогал. Пока считал, что я стану отличным наследником его фамилии и магии. Но вместо ментализма во мне пробудилось магия воздуха. По маминой линии передалась… Тогда он будто с катушек слетел. – Нахмурившись, он протер лоб. Казалось, воспоминания причиняют почти физическую боль. – Отец часто кричал, мама много плакала. А я ничего не мог сделать. Ни остановить его, ни защитить ее. Я мечтал об одном: когда вырасту, увезу маму куда-нибудь, и мы будем тихо жить в каком-нибудь маленьком городке на берегу моря. Но она не смогла… Не дождалась.

Его взгляд вдруг заметался по стенам, а когда остановился, я увидела скупую новостную сводку о несчастном случае, произошедшем с леди Норфолк на берегу реки.

– Накануне мама подарила мне Хена и Ханда. Наверное, предчувствовала, что скоро мне понадобится кто-то – живой и преданный. Я должен был выгуливать их вообще в другой стороне, но почему-то меня понесло туда… Она сбросилась в реку прямо на моих глазах. И я кинулся следом, чтобы вытащить ее. У меня даже получилось. В итоге, по официальной версии, это я сиганул в реку, а мама прыгнула за мной. Для отца это было даже удобно. Я уже тогда начинал действовать ему на нервы, и это был прекрасный повод лишний раз наорать на меня. Защищать-то меня больше было некому. Мама… Сразу после этого происшествия она слегла с лихорадкой и больше не приходила в сознание. Так и умерла, в бреду и слезах.

В какой-то момент я ощутила, что по моему лицу градом катятся слезы. Пожалуй, если бы силой мысли можно было убивать, то прямо сейчас Норфлока-старшего ждала самая мучительная казнь из всех существующих. Причем я даже не испытывала ни угрызений совести, ни раскаяния из-за неподобающих леди мыслей. Тот, у кого нет души, кто является средоточием самых гнусных пороков, просто не заслуживал сострадания.

– Ты, наверное, сидишь и гадаешь, почему все так сложилось? Я тоже не знаю. Ладно я, пускай мне жизнь медом не кажется, мол, родился в богатой семье, с детства имею все блага, какие только можно пожелать. Но мама… я не понимаю… и не принимаю…

На меня Кэссиэн не смотрел, его отрешенный взгляд уперся в стену. И голос. Грустный, надломленный, скорбный.

Парень говорил, а у меня внутри все переворачивались, эмоции накатывали одна за другой. Еще более свирепая злость на Норфлока, острая жалость к его несчастной, измученной жене и огромное сочувствие к сыну. Ставшему ненужному отцу и до сих пор винившему себя в смерти матери.