– Я же говорил, что это будет плохая сказка, – приобняв крошку-Вердкурт за плечо, Кэс опустил свою голову на нее, поглубже вдохнул ягодный аромат.

Правда в том, что Санвиталия не была ни его мачехой, ни матерью. Она просто была самой собой. Тем и удивляла. Кэссиэну казалось, он знает все, что она может сделать, предугадает любое слово и решение. Еще никогда он так не заблуждался.

– Но она не закончилась. Ты все еще можешь ее продолжить, – уверенно возразила девушка.

– Ну, ты и оптимистка, – криво усмехнулся он.

Наверное, это была какая-то чисто женская магия, но чем дольше они так сидели, тем спокойнее становилось на душе. Как тогда, в пещере. И бездна, над которой Кэссиэн повис, которая уже лизала его пятки, постепенно закрывалась. Кошмарный сон, в котором его преследовали упреки отца и полный горечи взгляд матери, начинал стираться. Его замещали тихие всхлипы Санви, ее руки, судорожно сжимающие его в объятиях. Сначала ее жалость задевала, только сильнее разжигала злобу, но сейчас почему-то именно она была тем, что исцеляло старые раны.

Распаленный разум еще не осознал все сказанное. Утром Кэс наверняка пожалеет об этой откровенности. Но в эту секунду он был благодарен – за то, что наконец-то нашелся кто-то, с кем он смог разделить эту боль.

– Я свою страшную сказку поведал. Рассказывай теперь ты, чего не спишь-то?

– Ну… Я спала, но мне приснился кошмар. Хотела сходить на кухню за успокаивающим чаем, но запуталась в коридорах. А потом услышала твой голос.

– Значит, и тебе сегодня не давали покоя дурные сны… – как-то рефлекторно Кэссиэн прижал ее сильнее к себе. – Видимо, неспроста говорят, что на ночь нельзя много есть. Особенно сладкого.

Резко навалилась усталость. Да такая сильная, что не подняться на ноги. Но он пересилил себя и, с трудом оторвавшись от девушки, встал и доплелся до туалетного столика.

– У мамы всегда были успокоительные и всякие нюхательные соли. А я… свез сюда всю мебель из ее комнаты и держу тут все так, как было при ее жизни. Как помню.

Нужная склянка чуть не выскользнула из ослабевших пальцев.

– Держи. Тебя проводить до твоей комнаты? Чтоб не заблудилась опять.

– А можно никуда не ходить?

Она так вцепилась в склянку, что тонкое стекло рисковало треснуть в ее руках. И если не от пальцев, то от взгляда, которым ее сверлила.

– Ты будешь спать здесь? – тихо добавила Санви.

Оглянувшись на мамин портрет, Кэс кивнул.

– Да, наверное. Хочешь тоже?

Окончательно залившись краской, она кивнула. Вполне ожидаемо. Ему после кошмаров тоже не хотелось возвращаться в свою комнату и спать в одиночестве.

– Ну, тогда располагайся, – Кэс жестом указал на постель. – Я там на софе буду.

Вдруг край халата натянулся, удерживаемый ее пальцами.

– Останься… пожалуйста. – Глядя на него своими грустными-прегрустными синими глазами, попросила Санви. – С тобой не страшно.

Он криво усмехнулся. И не боится ведь. С него бы сталось распустить руки, позволить себе лишнего… но не сейчас. Вот пару часов назад, когда Кэссиэн опять влез в ее окно и оказался во власти наваждения, околдованный внезапной страстью, он не сдержался бы. Но здесь, не в такой момент, не после всего сказанного и не под молчаливым взглядом матери.

Погруженная во тьму комната оказалась ничуть не лучше его собственной. Из самых темных углов уже выглядывали кошмары, они выжидали, чтобы снова накинуться на них. Их время закончится лишь с рассветом, и до той поры придется сражаться с собственными демонами.

Чтобы не испытывать себя лишний раз, Кэс специально не ложился близко к середине постели, еще и руки убрал за голову. Он уже принялся считать вензеля на лепнине под потолком, когда ощутил, как Санви юркнула ему под бок. Маленькая, укутавшаяся в халат, под которым виднелась его, Кэса, рубашка. Уже этот факт сносил крышу, потому как он не особо надеялся, что она вообще прикоснется к его «дару». Особенно после устроенного представления с раздеванием.