Юлиан Павлович Бернц сидел на кровати у себя дома. он был в трико. В комнате было темно, и дырки на коленях светились. Он пытался вспомнить, что было вчера. Пустой шифоньер с распахнутыми дверцами напоминал о том, что вчера ушла жена. Изнутри сосала какая-то зыбкая неуверенность – что делать дальше. «Я свободен!» – попытался радоваться Бернц. Но обычный уклад жизни был нарушен, на кухне не шкварчало, и это порождало дискомфорт. Юлиан Павлович включил радио. «… Сообщает, что на ближайшие дни объявлена полярная ночь, окончание которой прогнозировать пока не представляется возможным. Ожидаются также обильные снегопады и… – послышалось что-то похожее на «очаговый педикулёз». – Во избежание занесения снегом просим всех оставаться дома». Бернц выслушал сообщение с совершенным равнодушием. Посмотреть по телевизору футбол не удалось, в связи с обильными снегопадами трансляция телепередач была временно прекращена. Тогда Юлиан Павлович решил поесть. Повздыхав о холостяцкой доле, он наконец изжарил себе яичницу, и затем, поев, лёг на кровать. Стало немного повеселее. Пролежав часов пять, Бернц снова почувствовал голод и изжарил себе ещё одну яичницу. Тут ему стало тошно.

Несмотря на сообщения метеорологов, он решил выйти на улицу и пойти навстречу приключениям. Бернц нахлобучил шапку и пальто и спустился по лестнице. Дверь открылась с большим трудом, дом был окружён высокими сугробами. Проваливаясь в снег выше колен, Юлиан Павлович упрямо пошёл прочь от дома. Идти было трудно, но он боролся с усталостью и шёл. Городок нельзя было узнать. Теперь он представлял собой сплошную снежную равнину, на которой лишь кое-где торчали верхние этажи домов. Наконец Юлиан Павлович решил оглянуться, чтобы посмотреть, далеко ли он ушёл от дома, но не увидел ничего позади себя, кроме пустого снежного горизонта. Испугавшись, он повернул в обратную сторону и снова пошёл. Шёл он довольно долго, но город не показывался. «Я заблудился», – в отчаянии подумал Бернц. Следы уже были заметены свежим снегом. Мороз крепчал, руки и ноги Бернца стало покалывать. Усилился и ветер. Идти уже не было сил. Тогда Бернц решил соорудить себе убежище из снега и отдохнуть там, а при случае подать о себе сигнал. Он принялся за работу и забыл об усталости. Работая руками и ногами, он одновременно рыл вглубь и возводил стены. Сколько прошло часов, неизвестно, и Бернц был в полном изнеможении, но снежный дом был готов. Чтобы не чувствовать себя заключённым в четырёх стенах, Бернц сделал даже две комнаты и решил сидеть то в одной, то в другой. В кармане пальто у него была свечка и коробок спичек, с которыми он обычно по поручению жены ходил в подвал за картошкой. Юлиан Павлович зажёг свечу, воткнул её в снег и сел рядом. Комната стала приятно светлой, и никуда переходить уже не хотелось. Бернц вздремнул немного. Проснувшись, он решил выйти из снежного дома и посмотреть, что делается снаружи. Но тут он обнаружил, что в доме нет двери и выйти наружу никак не представляется возможным. Бернца охватило острое чувство одиночества и какая-то дикая жуть. Он решил еще посидеть, успокоиться и подумать, как быть дальше. Руки и ноги его отогрелись, и он почувствовал себя хорошо. Снаружи не доносилось ни звука, и тишина была такая, что в ушах звенело. Бернц изо всех сил напрягал слух, чтобы услышать хотя бы, как завывает ветер, но казалось, будто он находится внутри огромного ватного кома. Тогда Бернц стал думать. Всякие мыли посещали его. Сначала обида всплыла, потом – желание как-то отличиться, чтобы заметили и пожалели, что не оценили. После – горькое осознание своей никчёмности и лени боролось с фантасмагорическими планами пути к славе. Посещали его и мысли о смысле жизни. Наконец Бернц утомился думать. Это занятие было непривычно для него. Он стал просто сидеть и смотреть в пространство впереди себя. Так сидел он довольно долго. Вдруг послышались шаги. В соседней комнате кто-то был. Бернц сначала испугался, но потом обрадовался: «Это спасатели!» Тут из-за угла выглянул человек, весь белый. Он был сделан из снега. Бернц оторопел. Человек скрылся.