– Откуда ты знаешь?

– Видел.

Радан помолчал ещё. Они поднимались по зелёному склону. Троп здесь не было – всё покрывали трава и цветы. Замшелые валуны показывали солнцу серые бока. Тёплый ветер доносил крик канюка с неба и запахи летних трав, легко трогал волосы.

– Почему пишут, что его до смерти сопровождала удача, если они все погибли в бою?

– Это была последняя удача.

– Я не понимаю тебя.

– Он схлестнулся с другим Арракадом.

Радан даже остановился.

– Нигде в хрониках об этом ничего нет.

Боудар тоже остановился и повернулся к племяннику.

– Я знаю. Жрецы, которые их писали, были не очень умны. Они посчитали, что эта недостойная история будет порочить семью. Я чувствовал там неправду и пошёл снить, а потом нашёл подтверждения в одном малоизвестном источнике. Я был ещё очень молод и не понял значения произошедшего тогда. Думал, это просто распря. Но коридоры, которые открыла бы для нашего мира победа Харрана… Мы не хотели бы жить в таком мире. То, что он проиграл и был убит – огромная удача.

Радан смотрел на него широко открытыми глазами.

– Почему мы сейчас здесь, арес?

– Потому что время ходит по кругу, парень.

Боудар отвернулся и продолжил подъём. Он остановился на вершине и дождался племянника. Взгляду открылся высокий курган и кромлех за ним. На камнях перечислены подвиги Харрана и его дружины, но ничего об их смерти. Насыпь, хоть и просела за многие годы, всё ещё была одной из самых высоких в Краю ушедших. Местный кромлех был излюбленным местом поединков, и считалось, что здесь, под присмотром именно этих духов умерших, всегда бывает чистая победа.

Арес обошёл курган, пересёк ряд менгиров и остановился около небольшого, вросшего в землю валуна, на котором сбоку, криво и не очень аккуратно был выбит единственный древний знак, обозначающий то ли ошибку, то ли неудачу. И больше ничего: ни надписи, ни имени.

– Что это? – спросил Радан. Не успел Боудар ответить, как они услышали шаги в траве на склоне позади себя и обернулись. Жрица в тёмно-синем платье и сером плаще подошла и встала около них.

– Аракс Харран Арракад лежит здесь, и это итог его жизни, – сказала Атари. – То ли боги, то ли сам мир позаботились о том, чтоб он не перечеркнул деяний своей жизни, не сделал их бессмысленными в итоге. Мы помним и ценим то, что он сделал для нас, а камни хранят память о том, что не сделал.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Боудар.

– Пришла на ту же встречу, что и ты, мой арес, – она слегка склонила голову. – Удивлена твоим чутьём.

Атари смотрела на брата. У них были очень схожие лица с высокими скулами и упрямым подбородком, ярко-голубые глаза достались обоим от отца. Радан был светловолос и на полголовы выше, но Атари держалась очень прямо и казалась значимее и старше своих лет.

Воевода сощурился, сложил руки на груди и спросил:

– Ты пришла уложить в могилы тех, что встали из них по зову богов?

– Я не могу этого сделать. Верховный жрец мог бы, но не станет. Он служит тем, кто поднял их.

– Я думал, вы служите Арракаде.

– Опасные слова в таком месте в такой день. Ты знаешь, что жрецы Синевы служат только богам Арракады, но нет никакой разницы между интересами богов, интересами жрецов и интересами людей.

Боудар пнул валун, около которого они стояли, носком сапога:

– Он сказал бы иначе.

Атари попятилась.

– Расскажи своему брату то, что вы вымарали из хроник. И почему вы это сделали, судя по всему продолжая передавать правду друг другу устно. С кем и почему сражался Харран Арракад? Кто был тому виной? А может призовём самого Харрана и пусть он расскажет? Думаю, сегодня прекрасный день для этого – годовщина его смерти, правда?