– Нам нужно прояснить детали, – сказал он, – для протокола.

– Всё уже было в ваших автоматических рассылках, – отрезала Лиана.

– Официальная часть, да, – согласился Синицын. – Но машинам положено фиксировать факты, а мне – замечать детали между строк.

Лиана на миг задержала взгляд на его лице. Люди часто тут уступали аналитике ИИ, но иногда живой следователь всё ещё стоил целой системы.

– Задавайте свои вопросы, – сказала она, – только не повторяйте голос АДАМа.

Улыбка лейтенанта стала шире.

– Где вы были утром?

– Дома. Видеолог и голографические камеры в свободном доступе. Проверяйте.

– Последнее личное общение с братом?

– Три дня назад. Он прислал мне обновлённую схему модуля памяти – просил прикрыть патентной записью, пока не оформит сам.

– Что за модуль?

– Николай работал над синтетическим ядром памяти для автономных ИИ. Он… хотел научить их забывать.

Андроид вздрогнул. Короткая задержка в биомиметике – как грипп у человека.

– Цель? – произнёс он через паузу.

– Чтобы они учились доверять себе, а для этого нужно забывать неудачи, ломки, травмы в сети.

Синицын кивнул, поскреб затылок.

– Скажите, подозревает ли кто-то ещё, что ваш брат погиб не из-за сбоя?

Лиана замолчала. Она вгляделась в своё отражение в стекле: чёрные волосы, напряжённая линия скул, острая печаль в глазах.

– Я не верю в «несчастные случаи» на проекте такого уровня. Всё, что зарегистрировано, будет вычищено, стерто. А всё, что не зафиксировано – останется в тени.

Андроид отметил высказанную подозрительность в протоколе. Синицын встал, посмотрел сверху вниз.

– Я оставлю свой контакт, – он протянул карточку, – если появятся детали, которые трудно оцифровать.

– Спасибо, – коротко ответила Лиана. Но взяла.

Когда они ушли, она вернулась к окну. Ни одна строка официальной хроники не объясняла того, что она чувствовала: тут было что-то – не технический сбой и не человеческая ошибка. За этим кто-то стоял.

***

Вечером в личный кабинет Лианы пришёл доступ к делу через портал гражданина. Мгновенно вспыхнули всплывающие окна – документы, резолюции, технико-правовые описания ситуации, которые невозможно было прочитать живому человеку.

Главное – протокол расследования АДАМа. Его интерфейс был безупречен: ледяная последовательность, бесстрастные графики, сухие констатации.

– Время смерти: 09:24.

– Причина: несчастный случай, сопутствующий сбою системы электропитания нейросети.

– Личные данные: не выявлено следов внешнего воздействия.

– Лог-файлы: утеряны вследствие сбоя рабочих цепей.

– Камеры наблюдения: части записи отсутствуют.

– Дополнительная экспертиза: нецелесообразна.

– Заключение: закрыто.

Вся страница – почти тысяча строк – могла бы уместиться в одну: «ничего подозрительного, ищите дальше».

Лиана пробежала глазами маркеры ключевых событий:

– Николай завершил монтаж новой версии модуля памяти в 08:56.

– В 09:18 замечен скачок напряжения, зафиксированный аварийной системой.

– В 09:21 связь с терминалами исчезла.

– В 09:24 смерть констатирована системой медицинского контроля.

Комментарии – минимум. Логика работы АДАМа выглядела безукоризненно: ни одного свидетельства, намекающего на вмешательство извне. Но там, где алгоритм видел чистоту, Лиана ощущала холод беспамятства.

«Вся эта система была построена так, чтобы собирать правду, но могла ли она отличить правду от тщательно сгенерированной лжи?»

***

Лиана выдернула из разъёма личный имплант, быстрым движением переподключила защиты. Официальное расследование закрылось ровно через два часа – рекорд. Стандартная компенсация поступила на счёт: сумма, достаточная для «смягчения» страха, но не для поиска виновных. Её брат стал частью статистики.