По следам читать не умел никто, поэтому монах, вздохнув, сказал, что ему, несмотря на ранение, придется идти вместе с воинами.

Под недобрые взгляды Лина, наконец-то переставшего мародерствовать и облачившегося в новые орочьи штаны, и бурчание Сато о том, что этого монаха тоже надо было бы прирезать до того, как он запряг их куда-то идти, новоиспеченный отряд двинулся по следам орков.

Шествие возглавлял перевязанный свежими бинтами дед-монах, за ним следовали воины. Монах предварительно снабдил четверку провизией на случай длительной погони, еще раз посмеявшись над неуклюжим видом Лина. Только лишь брошь-символ летучей мыши и катана наперевес говорила бы встречному человеку о том, что перед вами не орк, а что-то совсем из ряда вон выходящее, но не идти же в одном исподнем. Тем более что к этому времени на монастырь опустились сумерки и заметно похолодало.

Отряд вышел из ворот, у которых провел большую часть времени, что находился у монастыря, и углубился по заметной только монаху тропинке прочь вглубь луга, за которым виднелась опушка леса. Лес этот со всех сторон опоясывал монастырь Джихаку.

Новоиспеченный отряд преследователей двигался по широкой полосе заросшего разнотравьем луга, расположенного между озером и кромкой леса, видневшейся вдалеке. В это время года луг изобиловал цветами. Когда путники проходили через эти заросли, мириады насекомых разлетались в разные стороны из-под их ног. Вечерние бабочки, пленяя ослепительной красотой сверкающих нарядов глубокого синего цвета, жучки: красные, желтые, белые, зеленые. Светлячки начали зажигать свои неоново-зеленые огоньки в густой траве. На фоне спустившейся ночи они стрекотали так, словно сегодня доживали свою последнюю ночь в этом мире. Возможно, так оно и было, ведь некоторые виды бабочек как раз жили всего одну ночь. Над этим всем в постепенно темнеющей высоте бесшумно скользили летучие мыши, выбравшиеся на охоту с наступлением сумерек.

Перевязанный бинтами монах шел на удивление воинов очень уверенно и бодро, посохом прокладывая себе путь сквозь траву и мелкий кустарник. Вслед за ним следовала четверка воинов.

– Вы нам больше ничего не расскажете? – осведомился Котори. – Что это за реликвия и как ее искать среди врагов?

– Расскажу, но чуть позже, – отвечал им лысый монах.

– Как насчет привала? – осведомился Лин. – Я просидел черт знает сколько в этой лодке, потом купался с вашим домашним питомцем. Оставил ему на память свои штаны. А теперь мы взяли такой темп, что скоро ноги у меня просто отвалятся.

Вместо ответа монах присел у очередного, видимого только ему примятого ступнями отступающих орков места и сообщил, что, судя по следам, из бегущего отряда осталось, действительно, не более десяти воинов, причем некоторые из них еще и легко ранены. Где-то в почти полной темноте он умудрялся разглядеть капли пролитой ранеными воинами крови, которую они оставляли, словно след для хорошей ищейки. Тем не менее монах сообщил, что они не нагоняют беглецов, после чего ломанул напролом через кусты и еще больше взвинтил темп. Через некоторое время следы привели отряд к кромке леса и пошли вдоль нее. Лес был довольно густой, так-как не посещался местными крестьянами из-за запрета, о котором воины упомянули ранее. Луки со стрелами и местная молва были весомым аргументом за то, чтобы не заходить далеко в эти земли.

– Лес полукольцом опоясывает монастырь. В какой-то момент следы в любом случае уведут вглубь леса, – сказал Мокороко.

– Он всегда такой наблюдательный? – спросил Старец у Котори. Он решил, что Котори главный в этом небольшом отряде, хотя дело обстояло не так и все воины были простыми рядовыми солдатами. Котори больше помалкивал, да чаще слушал, чем говорил. Опустившаяся окончательно ночь раскрасила блеклый сумеречный лес в новые краски. Тут и там сверкали зеленые светлячки, какие-то грибы светились бледно сиреневым цветом, гнилушки светились бело-желтым. Все это еще и жужжало, пищало и ломилось сквозь густую чащу в эту прохладную летнюю ночь и не желало укладываться спать. Жизнь кипела.