Если бы я могла, швырнула бы эту фотографию в лицо своему похитителю.

Пошел он к черту с его подозрениями! У меня есть доказательства нашей дружбы.

Погрузившись в это воспоминание, я не заметила, как уснула.

Я просыпаюсь – резко, вскакиваю и сажусь рывком, как солдат, задремавший на службе, и вижу рядом с собой поднос. Сэндвич в целлофане меня не интересует, а вот бутылку воды я осушаю одним жадным глотком. Мне плевать, что похититель мог что-нибудь туда подмешать. Жажда сильнее. Сильнее здравого смысла, ведь я не подумала о последствиях. И сейчас я беспокоюсь не о возможной отраве или наркотиках, которые только что добровольно влила себе в глотку.

Я комкаю бутылку в руке, и недоверчиво кошусь в сторону сэндвича. Будто он может наброситься на меня и укусить первым. Да, это верное решение – нужно опередить его, нейтрализовать угрозу. Но, развернув упаковку, я все-таки приподнимаю верхний кусок хлеба, чтобы тщательно изучить содержимое. Я не удивлюсь, отыскав внутри червей или отрезанный палец Зои.

Если маньяк отпилил нужный, я буду ему только благодарна, ведь смогу разблокировать ее айфон.

Что толку?

Ее телефона на подносе нет. Он вовсе не собирался предоставить мне возможность доказать свою правоту и найти общие с ней фотографии. Переписки. Видео.

Все это есть.

Я уничтожаю сэндвич за рекордное время, даже быстрее чем воду, хотя мне было лучше воздержаться и от того и от другого. Мне нужно в туалет. Это уже не надуманный повод докопаться до похитителя, а неоспоримая истина. Ведра нет – я уничтожила его своими руками. Осколки пропали.

У меня два варианта, но, по сути, выбора нет. Речь не идет о том, чтобы сберечь какие-то крупицы самоуважения. Попроситься в уборную – меньшее зло, чем обмочить штаны или надуть лужу в углу в глупом акте протеста.

Я подхожу к стеклу и стучу по нему костяшками пальцев. Тихо. Вежливо, как хорошая девочка.

– Пожалуйста, мне… – начинаю я, но меня прерывают помехи в колонках.

– Стой там.

– Ладно, – соглашаюсь я и жду.

В отражении открывается дверь.

Я оборачиваюсь, не хочу подставлять незащищенную спину. Похититель приближается ко мне медленными, осторожными шагами, удерживая меня под прицелом. Он дергает пистолетом, и я каким-то непостижимым образом догадываюсь, что от меня требуется. Еще немного этой игры в молчанку и я научусь понимать его без слов.

Но этого не будет. Я сбегу. Я верю в это, даже когда он защелкивает на моих запястьях браслеты наручников.

– Это необязательно, – слабо возмущаюсь я, – я же обещала, что буду себя хорошо вести…

Он слегка качает головой. Противогаз двигается из стороны в сторону. Нет.

– Ты… – вырывается у меня, – не можешь разговаривать? Ты немой?

Я уже сомневаюсь, что действительно слышала его голос. Может быть, это лишь другие настройки программы, которую он использует, чтобы синтезировать речь. Современные технологии зашли далеко. Он не отвечает, оставляя меня терзаться в догадках.

Он выводит меня из комнаты, и я счастлива, как ребенок. Мне уже надоела моя темница, и вид другого помещения действует обнадеживающе.

Это коридор, довольно длинный и освещенный лампами под потолком, в нем еще несколько дверей, окон нет. Вопреки моим ожиданиям он выглядит до крайности буднично – такой мог бы быть в старом офисном здании или многоквартирном доме. Я рассчитывала увидеть выщербленные в камне стены, сталактиты, летучих мышей и капли конденсата, а не скучную серую краску. Я сбита с толку. Это не похоже на бункер; впрочем, наличие других дверей настораживает. Вдруг я лишь одна из многих его жертв, томящихся в соседних камерах.