Первые недели были очень изматывающими. Я старался, и старался сильнее в отсутствии Симона. А после я был рад замечать его яркий, синий блеск одобрения и гордости. Мной физически ощущалась необычная нагрузка на сознание, которая должна была способствовать его пробуждению ещё тогда, в далёкие студенческие годы. Я понимал, что метод начинает работать. И замечал это в жизни вне дома. Я спокойнее воспринимал волнения толпы, её разные взгляды, и оставался на своём собственном месте. Я больше не жалел никого. Я сострадал им в их сложном пути. Мимо двигались массы людей, уже разоблачённые от моей горечи и неодобрения. Они сами выбирали свои дороги и шли туда, куда звали инстинкты, уровень сознания и возможностей. Среди них были те немногие, кто пытался думать и улавливать тихие созвучия своих жизней с течением времени и нравов. И эти немногие были очень понятны мне и особенно близки.

Я не хотел думать о будущем. Но оно настойчиво стучало во все двери моего разума разными вариантами. А я продолжал делать только то, что видел сейчас, сию минуту этого дня. Симон учил меня, что не стоит рассеивать сознание желаниями и просчётами грядущих событий. И что это врождённая и заманчивая черта разума каждого человека, которая не даёт идти дальше. Симон учил меня… Я был не против. Хотя мы и действительно были одногодками, он выглядел очень молодо. Уровень его осознанности и какого-то врождённого анализа были впечатляющи. Я восхищался и завидовал одновременно. Он смог правильно воспользоваться всем прожитым временем до. И успокаивал меня, заверяя, что это фантастическая реальность моих завтрашних дней.

– Я утром уезжаю на несколько месяцев, – однажды вечером, уходя к себе, объявил он.

Я сдержал разочарованный вздох. Я был готов.

– Надеюсь, теперь ты понимаешь, что скучать будет некогда? – спросил он с юмором, указывая на гостиную.

– Отсюда ничего нельзя выносить, да и моё присутствие здесь ограничено. Я буду ждать тебя у себя дома. Я буду очень ждать, Симон, – стараясь говорить ровным тоном, отчеканил я.

Он подошёл и взял мою руку в свои – такой тёплый восточный жест.

– Эти две квартиры принадлежат мне. Всё, что тебе понадобится, ты в них и найдёшь. А я, – он внимательно посмотрел мне в глаза, – очень надеюсь найти здесь моего друга, моего упрямого Павла, который способен превратить упрямство в целеустремлённость.

Он обнял меня, а утром занёс ключи.

Я знал, что всё время его отсутствия должен буду потратить на преодоление огромной пропасти знаний, терпения и опыта, разделяющую нас. Или хоть немного сократить разрыв, укрепляя этим понимание и дружбу.

Первые недели я неотступно следовал этой задаче. И даже с азартом добавлял себе новых. Но жизнь есть жизнь, и она движется вне зависимости от наших планов и желаний. Тем твёрже мы должны гореть решимостью.

***

Странная глава моей судьбы была завершена. По сути, я мог замедлить ход обучения и не нервничать от мгновенных неуспехов. Но эту историю начал и окончил Симон, и по инерции заданного темпа я продолжал дело друга. Каждый вечер теперь тонул в тишине ярких открытий. Мрак моих понятий о жизни светлел. Я иногда обнаруживал себя в странном полусне среди чужих мыслей, близких и понятных мне. Книги из квартиры Симона на самом деле были не просто ключами, а подробными картами среди намёков между строк. Они придавали совсем иной смысл прочитанному. А может быть всё, что я когда-либо читал и понял, имело совершенно другой смысл? В общем, мне было хорошо одному, какое-то время.

Когда со сцены уходит один персонаж, неизменно должен появиться новый. Сцена не может быть пустой, пока мы живы. Своим присутствием Симон словно отодвигал всё насущное, ординарное, примитивное. Я чувствовал это.