Работы становилось всё больше. На свою квартиру я заезжал редко – только за необходимыми вещами. Из выходных у меня осталось только воскресенье, потому как коллеги по «более важным дисциплинам» не поддержали моего искреннего сближения с учениками. Как и не оценили внушительного количества наших поездок за счёт их уроков. Дружно они придумали «наказание» за всё и сразу, и мне поставили часы по субботам. Мне и более никому. Чем больше я стремился сократить пропасть между собой и Симоном, тем больше и глубже становилась трещина между мной и прежним миром – коллегами и знакомыми. Хорошо, что друзей, которым я был бы обязан присутствием в их жизни, у меня не было. И даже те немногочисленные связи полудружеского характера, стремительно выцветали до оттенка «просто знакомый». Поначалу я испытывал недоумение, не от посредственной злости людей вокруг, а от того, как сам реагировал на упрёки и насмешки в свой адрес. С трудом я перетерпел это и позволил судить меня так, как им бы этого хотелось. Но были среди них и особые упрямцы.

– Ты опять убегаешь так быстро? – стандартный сарказм в общем кабинете уже звучал скорее не для меня, а для остальных зрителей.

– Спорю, это у него появилась новая Влада!

– Или старая, – не стеснялись некоторые обсуждать такое при мне.

– Не может человек столько времени проводить в одиночестве! И не должен! Может тебя записать к коллеге? Лев Николаевич, что говорит о таком поведении ваша психология?

И поднимался птичий гомон. Тема, конечно, быстро кочевала от меня к личностям присутствующих. Потому как являлась главной страстью нашего времени – быть законным центром сессий с психологом, ставя на пьедестал только свои проблемы. Вот только то, что происходит и должно происходить дальше, не привлекает абсолютно никого – изменения. Окинув взглядом интеллигентную толпу коллег, я тихо и вежливо вставил прощание и удалился.

На улице было морозно и свежо. Зима. Яркие гирлянды скрашивали неуютность холода и короткого дня. Я решил сделать крюк и пройтись самыми нарядными улицами. Глаза людей искрились уличной иллюминацией. Среди своих проблем, роя мыслей и желаний, было так занимательно наблюдать тот волшебный, почти мистический миг переключения каждого уставшего сознания на краски и яркость жизни вокруг. Они поднимали невидящие глаза на гирлянды и ёлки, и я ловил в каждом таком взгляде секунду, восхищённую секунду, родом из детства. Но вот миг растворялся, мысли настигали новой волной и прохожие погружались в тени своих воспоминаний и желаний, вечно недостижимых и порой нелепых.

Вдруг я услышал своё имя и слишком знакомый голос.

– Стой! Стой, Павел!

С другой стороны дороги ко мне бежала Влада. Но светофор был красный, и она нетерпеливо махала мне руками. Сколько движений – ненужных, бесцельных. Выход лишней энергии. Лишней… Вот она уже перебегала в числе первых дорогу, принимая недовольные, вызывающие гримасы, когда кто-то оказывался на её пути. Мне вспомнилось, что за рулём она была также нетерпелива.

Влада подбежала и подпрыгнула рядом, принимая счастливое лицо «для меня»:

– Где ты живёшь? – начала без церемоний она. – На нашей квартире тебя нет, на твоей работе ходят разные слухи. Одни говорят – у женщины, другие – погряз в какой-то секте, – посыпались фразы.

Мы неспешно двинулись вместе в сторону центра.

– Ты, надеюсь, не на свидание? – неожиданно остановилась она.

– Нет, Влада. Я хочу на центральную площадь, мои ребята сказали, что сегодня там установили ёлку. Думаю, это красиво.

Она немного растерялась, но потом выразила желание присоединиться. Несколько минут мы шли молча. Я знал, как тяжело ей это даётся.