Шли молча. Шаг в шаг. Я смотрел под ноги. Жёлтые блики фонарей лентами вились сквозь голые ветки, бережно окутывая светом каждую, струились осязаемым и видимым лучом сквозь пустоту и оседали на лавочках и дорожке. Но вот, следующий шаг и лучи уже бегут следом, чтоб догнать другой фонарь, лавочку, дерево и отразиться для меня уже там.

Молчание нарушил Симон.

– Ты всё-таки плохо спал, – сказал он.

Я кивнул.

– Как хорошо. Мы сегодня совместим встречу с прогулкой.

Я посмотрел на него и спросил:

– У тебя много друзей?

– Меня всегда окружает много хороших людей, а у тебя нет друзей?

– Не знаю, что и сказать. Это стало слишком лёгким и практичным понятием – «дружба». Я в это слово вкладываю иной смысл, находящийся где-то между лёгкостью и гармонией. Я должен быть уверен в друге – неизвестно почему, и в то же время понимать весь его мир своим разумом. Поэтому у меня нет друзей, сплошные знакомые.

Симон ничего не ответил, но видно было, что хотел.

– Только после нашего знакомства я впервые понял это, – закончил я.

– После такого короткого, – спокойно добавил он.

Я вздохнул.

– Не хочу утверждать наверняка, но кажется, я бы мог тебе сказать это ещё там, в аэропорту.

Неожиданно Симон очень звонко и искренне рассмеялся и похлопал меня по плечу.

– Знаешь, ты особенно занятный человек! Жизнь не просто так свела нас вместе – это бесспорно! Зачем – разберёмся позже.

Я улыбнулся его словам и был очень рад и своему признанию, и тому, что Симон не оттолкнул ни его, ни моё понятие «дружбы».


***


– Смотри, здесь неплохо готовят классику азиатской кухни, – неожиданно Симон потянул меня за рукав в сторону ресторанчика на другой стороне улицы.

– Вот это, – указал он на странное название блюда в меню, арабского происхождения. – Это просто прекрасно! Я впервые попробовал его и навсегда влюбился в Самарре, но и здесь его готовят очень достойно! —быстро говорил он, снимая пальто у столика.

Подошёл официант и Симон сделал заказ, причём на языке оригинала и довольно чисто.

Я осмотрелся. Уютно, многолюдно. Стены словно обтянуты полотнами, развешаны маленькие графические рисунки в рамочках. На них – словно путевые зарисовки стран и мест, блюда которых здесь готовили. Небольшие полукруглые столики на четверых, не более, несколько ширм – резных, деревянных, разделяющих собой слишком открытые пространства; вдалеке виднелась стойка. Персонал – в тёмно-коричневой форме, застёгнутой на многочисленные пуговицы до самого подбородка и в белоснежных фартуках поверх – немногословен, серьёзен, но доброжелателен. Ощущение будто мы и впрямь в каком-то восточном городе.

Обведя всё это взглядом, я остановился на Симоне.

– Ты успел побывать во всей Азии? – спросил я.

– Я несколько раз сопровождал профессора в его поездках по странам Леванты. Последний раз мы были там полгода.

– Ты знаешь языки?

Он кивнул.

«Странно, – подумал я, – я – историк, знаю достаточно о мире, в теории, а он, такой далёкий от этой профессии, но жизнь водит его тропами старых цивилизаций, культур и языков.»

Теперь я хотел больше узнать о его жизни. Но он прервал мои мысли.

– Павел, ты хочешь лучше знать своего друга – это нормально. Я расскажу тебе всё, что смогу, если попросишь, – немного иронично сказал он.

Это был дружеский жест снисхождения. Разрешение, которого не просили. Я не нуждался в нём и не собирался в досужей болтовне выяснять подробности его жизни. Я был способен на проницательность. Но кое-что спросить было можно.

– Это с тем профессором я видел тебя пару раз?

– Да. Те два раза, – подчеркнул он, – я был с ним. Благодаря ему, я получаю массу возможностей, благодаря ему я много раз огибаю земной шар. Я сопровождаю его в поездках и помогаю в научной деятельности.