«Интересно, что скажет Симон о моем графике культурного роста?» – усмехнулся я, засыпая.

Очень рано меня разбудил звонок с работы. Спонтанный график заезжих артистов освободил меня от профессиональных обязанностей на целый день. Детей сегодня ждали развлечения. Приятно было слышать такое, да ещё и так рано. Не до конца понимая своего счастья, я раскинулся на кровати, когда разговор был окончен. Я мог спать, есть, читать, наконец! «Можно прочитать много больше, чем хотел сегодня!«С этой мыслью я выскользнул в гостиную и замер в дверях. Странное ощущение – обычно присущее ночи – чьего-то присутствия, на секунду сковало волю. В предрассветных сумерках комната выглядела особенно – спокойствие, ожидание нового дня, мыслей, откровений…

Я всё ещё стоял, не шевелясь, будто ожидая чего-то. И тем не менее тихий, вкрадчивый стук в дверь напугал меня до смерти. Сердце колотилось, как у обрыва. Я знал, кто это.

– Прости, напугал? – спросил Симон в полуоткрытую дверь. – Подумал, что ты собираешься на работу.

– У меня сегодня работа отменилась, – тихо ответил я, впуская его.

– Как это здорово, Павел! Тогда быстрее собирайся!

Я внимательно посмотрел на него.

– А ты? Тебе никуда не надо?

– Нет. Сегодня нет. Давай же! Скорее!

И он вытянул меня из дома в такую рань! На все мои скромные протесты, что я хотел бы почитать и вообще провести дома весь день, он только презрительно ухмылялся. Но как я ему был благодарен, лишь только мы шагнули из подъезда на улицу! Фантастически неожиданное зрелище! Всё вокруг тонуло в густом молочном тумане. И только пятна фонарей обозначали границу реальности. Выше были сплошные облака.

Симон куда-то явно спешил. Мы обогнули улицу и очутились в самом сердце кипящего рабочего утра. Я поморщился такой перспективе – пребывание в толпе. И вдруг почувствовал, как он схватил меня за рукав, и мы уселись в ближайшее такси.

Машина везла нас прочь из центра, и, казалось, из города. У самой последней офисной черты мы вышли.

– Я так на работу никогда не бежал, – упрекал я Симона, уже жалея, что не отговорился от прогулки. Но тот молча увлёк меня вглубь ближайшего здания. Это была высоченная стеклянная высотка с многочисленными офисами разных организаций, очередная, среди ей подобных. Через мгновение мы уже стояли в лифте. Симон нажал сорок пятый, последний. Когда поднялись, то попали в длинный коридор, в конце которого виднелась огромная стеклянная дверь. Мы приближались к ней, и у меня снова беспричинно забилось сердце, эта дверь напомнила мне другую, такую же, в аэропорту, ведущую к яркому свету, прочь от прошлого и толпы. Стеклянная дверь бесшумно раздвинулась.

– Здесь недавно оборудовали смотровую, – сказал Симон, когда мы вышли на балкон.

Вид с сорок пятого этажа обещал быть великолепным, открывая всю восточную часть города. Но туман… Я не видел ничего дальше высоких перил. Мы были посреди Ничего.

Симон подошёл к самому краю.

– Что ты видишь, Павел?

– Ничего, – ответил я, подходя, – абсолютно ничего.

– Но ты точно знаешь, что там. Внизу мир, такой, каким ты его узнал, – махнул он рукой, – а там – Солнце, небо, звезды и всё то, что доступно взгляду и изучению. Представь, сейчас рассеется туман, и ты увидишь не дома и улицы родного города, а нечто иное, тоже населённое людьми. Но ты не будешь знать, ни их времени, ни технологий, ничего. Ты просто будешь ты. Везде и всюду.

Симон развернулся ко мне лицом и спросил:

– Кто ты, Павел, стоящий посреди Ничего?

Забытое ощущение из детства охватило каждую клеточку моего тела, когда я не мог что-то понять и злился на каждого. Но это было только тело, и только мгновение. Мои разум и сознание ровно и спокойно впитали этот вопрос.