Моим временным переключением от Кати стали рисунки по телу, я нашёл обезбашенного мастера тату, который мои самые смелые фантазии наносил иглой мне на тело, загоняя краску под кожу. Часами проводил под жужжание машинки, а перерывы требовались самому мастеру, который нервно затягивался косяком и смотрел на меня как на сумасшедшего извращенца, получающего кайф от ломки своего болевого порога. Пару раз меня вырубало от шока, но теряло сознание лишь моё физическое тело, от усталости и напряжения. Мозг отключить мне с трудом удавалось даже дома, когда я оставался один в четырёх стенах, с компом и парой литров крепкого кофе, со своими тремя кошками, заживающими татуировками по всему телу – и без сна.

– Мне завтра рано вставать, очень рано. Ты будешь моим будильником, который позвонит мне в пять утра? Только звони до тех пор, пока услышишь мой голос, – помню как склонила голову на бок и посмотрела на меня так сосредоточенно и с вызовом.

– Буду, конечно, буду, – и я звонил, звонил в такую рань, держал долго и улыбался, представляя как моя девочка ворочается во сне и просыпается, с взъерошенными волосами и облизывает губы, долгие гудки в трубке смолкают, – просыпайся, Воробушек, тебя ждёт новый день, вставай детка, – она думала, что я для неё был будильником каждое утро, а на самом деле, я был тем первым звуком, голосом, образом, с кого начиналась её ежедневная жизнь, её настроение, её уверенность и спокойствие. И от этого я был счастлив.

На моём теле есть рисунки о ней и для неё, только и этого мне было мало, проколол пирсинг в языке, а потом подбородок. Твою ж мать, проклинал всех и вся до сотого колена, лицо и рот распухли, адовая вселенская боль заполнила мою голову, искрила в глазах, звенела в ушах, от еды воротило, воспаление ударяло по вискам безбожно. Я терпел и глотал таблетки.

А потом я испортил моей девочке Новый год, когда всю ночь она провела в переписке со мной, без всякого понимания где я, что со мной и зачем всё это происходит. Толком уже и вспомнить трудно, чего я тогда наплел ей. Знаю только, что наказывал через её страдания самого себя. Она так трепетно волновалась за меня, звонила долго и много, а я звонки сбрасывал и оставлял без ответа, молчанием отделался. Когда встретились, Воробушек посмотрела на меня и за руку взяла, сжала мою ладонь своими маленькими, тонкими пальчиками и тихо прошептала "Я всегда тебя жду, я всегда у тебя есть". Держал Катю за руку, а слышал как моё сердце стучит, бешено колотит, выбивает ритм часто, громко, шумно. Тогда помню, нарядил ёлку в "Бобрятнике", давая волю своей фантазии и воображению, отоварился в ближайшей аптеке презервативами и тестами на беременность, получилось модно, крективно и полезно. Воробушек увидела, долго смеялась, оценила моё творчество. А мне бы на её смех смотреть, ямочки на щеках и родинку у носа. Всегда хотел быть для неё лучшим, чтобы в памяти под самой коркой остаться, брать такой уровень симпатии, который хрен кто ещё смог бы переплюнуть. Но порой и, этой девочке удавалось меня бесить, вытряхивать моих внутренних демонов наружу, которых я всеми силами прятал, а она их чёрт побери, в один хлопок доставала.

Свой день рождения давно отказался праздновать, даже телефон отключал, все поздравления игнорировал, зато её день был для меня особенным праздником. Всегда хотелось порадовать мою куколку чем-то особенным, видеть её счастливую и самому согреваться от её радости. Сейчас ей почему-то нравятся ромашки, тогда балдела от белых роз. А плюс огромный медведь в два раза больше её в ширину и в высоту, который с трудом поместился со мной в такси, моя маленькая женщина потерялась от такого утреннего сюрприза. Как оказалось проигрышно соревноваться с Катей в подарках, в шутках и в розыгрышах, когда она в знак угощения или просто так ей захотелось, притащила нам с мужиками в "Бобрятник" банку солёных огурцов с помидорами и тарелку блинчиков со сметаной. Я лютовал, а парни уплетали за обе щеки и ржали надо мной "Брат, нам больше достанется, вкусно". Пришла Катя, увидел моего Воробушка и всё, отпустило.