на таборе дымок над костерком,

в палатке спят две маленькие дочки,

на звёздном небе спутник чертит строчки,

с вершины сопки тянет ветерком.

Мы у воды вдвоём, молчим согласно.

Мгновение стоит, оно прекрасно,

но не стоит журчащая река,

и, оставаясь с нами, убегает.

Ни ты, ни я – никто из нас не знает:

куда, зачем?

Дорога далека…

* * *

Я, словно клён, к земле родной прирос.

О, как горчат живительные соки!

Хмелею до невыплаканных слёз,

глотая ветер на обрыве сопки.

Речная пойма в синих лоскутах —

дробится солнце в старицах, протоках.

Сухие гнезда на сухих кустах

качают ветры северо-востока.

Гнездовья, потерявшие певцов,

найдут ли вас усталые пичуги?

Пусть желтоклювых выведут птенцов

и щебетом разбудят жизнь в округе.

Дождусь ли их, не знаю…

Только вновь

расклеит май берёзовые почки,

и эту жизнь, как вешнюю любовь,

пусть ощутят без боли мои дочки.

ГЕОРГИНЫ

Сочных красок именины,

свадьба зрелой красоты —

в палисаде георгины,

генеральские цветы.

Пали заморозки рано,

ну, а им всё нипочём,

доцветают, как ни странно,

ярко, смело, горячо.

Ты сказала: «Время мчится…

На дворе сентябрь стоит,

улетают к югу птицы,

а цветок, смотри, горит».

Протянула тихо руку,

попросила: «Игорёк,

подари мне на разлуку

георгинов огонёк».

Обломлю цветок скорее,

пусть ругает завтра мать.

Если он тебя согреет,

что здесь без толку стоять?

* * *

Ни звезды, ни осколка месяца…

Ночь нагрянула и сгустилась.

Мама, мама! Моя ровесница,

Отчего ты давно не снилась?

В длинном синем больничном халате,

Половицею не скрипучей,

Хоть во сне, подойди к кровати —

Одеяло сползло у внучки.

1965

* * *

Это было не со мной:

Полдень, солнцем залитой,

Зейский плёс, речные чайки,

Голос звонкий озорной.

Хохотала: «Догони!

В целом свете мы одни!»

Длинноногая девчонка

Наполняла счастьем дни.

Ветер волосы трепал.

За излукой звук пропал.

От кого она бежала?

Кто девчонку догонял?

Детство давнее моё,

Кто догнал тогда её?

Точно знаю: я там не был,

Почему же помню всё?

* * *

Уеду в дальнее село,

где в заколоченной больнице

скрипят гнилые половицы,

и осознаю: всё прошло.

Прогрохотала та война,

в которой я сумел родиться,

где жизни малую крупицу

мать подарила мне сполна.

Был божий замысел высок.

На смену тем, что погибали,

моих ровесников призвали

вновь населить родной восток.

Река песчаная Горбыль

меня узнает здесь едва ли.

За ней видны такие дали,

такая ширь, такая быль!

Напьюсь воды из родника,

лицо угрюмое умою,

и вдруг пойму, что здесь со мною

заговорили вдруг века.

Россия, Русь! Не забывай

своих детей. Теки рекою,

шуми прозрачною волною,

но будь со мной, не убегай.

Село Хохлатское, 2015

ПОКЛОН

Хоть не все ещё дороги пройдены,

истину я всё-таки познал:

мир огромен, но не больше родины,

где я счастье жизни испытал.

Куст калины, заросли черёмухи,

жаворонка радостная песнь,

в горизонт плывущие подсолнухи —

вы одни такие только здесь.

Никогда и никому не кланяться

сызмала меня учила мать.

Ей и поклонюсь, чтоб сон беспамятства —

высшей божьей кары – не принять.

Деревенский по происхождению,

горожанин поздней жизнью всей,

Родине, дарующей рождение,

поклонюсь, как матери своей.

БЫВАЕТ ЧАС

Бывает ранний час в ночи,

когда потеряны ключи

от сна, который не идёт,

в сознанье хоровод забот.

Бывает смутный час в ночи,

когда от горя хоть кричи,

когда от боли хоть заплачь,

а жизнь, как цепь из неудач.

Бывает грозный час в ночи,

когда сомненья-палачи

лишают нас последних сил,

когда никто уже не мил.

Бывает нежный час в ночи,

когда желанная молчит,

когда забыты все слова,

когда одна любовь права.

Но есть особый час в ночи,

когда в окошко постучи —

и побежишь, куда велят,

да в этот час все люди спят.

В ПАЛАТЕ

Прижав подушку к животу,

на краешке кровати

сижу всю ночь, как на посту,