Сицкари Гала Артанже

Марк сидел у окна высотки с чашкой остывшего кофе в руках и рассеянно обводил взглядом проносящиеся внизу автомобили по вечерней, залитой огнями улице Москвы. Городская суета, яркое мерцание реклам, монотонный шум транспорта – всё это стало таким привычным, что навевало тоскливую усталость. За окном подмигивали огоньки дальних высоток, отражаясь в стеклянных фасадах и образуя причудливый узор, но молодой человек смотрел сквозь них, словно пытался уловить нечто новое, ускальзывающее от внимания, как тень в угасающем свете.

Двадцать пять лет с момента рождения Марк жил в этом городе. Вся его жизнь была расписана до мелочей и шла по проторённой дороге. Школа, университет, работа в геодезической компании, регулярные проекты, съёмки ландшафтов, а затем анализ данных. Но сейчас наступила незапланированная в его календаре пауза: последний проект завершился, а новый ещё не начался. Коллеги, отправлявшиеся в экспедицию, несвязанную с профилем Марка, подшучивали, что парень выиграл «отпуск мечты». Но Марк чувствовал, что этот перерыв – больше, чем просто свободное время. Это был шанс. Шанс найти ответы на вопросы, которые он сам не мог чётко сформулировать.

В домашней библиотеке Марка теснились тома о звёздах и земле, о неизведанных далях и точных расчётах. Привыкший искать и измерять, он вдруг ощутил себя маленькой песчинкой в безграничной вселенной, крохотной частью гигантской мозаики огней, где каждый огонёк за окном был чужой жизнью, а он – лишь едва заметный отблеск среди громады города.

Может быть, всё это – знак? Призыв вырваться из привычного ритма и вернуться туда, где природа и история дышат свободно, а каждый шаг оставляет след, который не стирает следующий поток машин.

На столе лежала старая книга – энциклопедия древних народов России. Он открыл её на главе о сицкарях. Название этого забытого народа всплыло в его памяти неожиданно, будто вынырнуло из какого-то глубинного слоя сознания.

– Сицкари… – тихо произнёс Марк, перебирая строки текста.

В полумраке квартиры Марк закрыл глаза, позволяя воспоминаниям увлечь его в прошлое. Перед взором возник образ бабушкиной светлицы – маленькой комнаты на втором этаже деревянного дома, где всегда пахло сушёными травами и старым деревом.

– Подь сюда, внучок, – будто наяву услышал он голос бабы Насти. – Покажу тебе наше наследство.

Семилетний Марк, затаив дыхание, смотрел, как бабушкины морщинистые руки, испещрённые узором прожитых лет, открывают тяжёлую крышку сундука. Петли негромко скрипнули – звук, который он помнил до сих пор.

– Видишь? – бабушка достала кружево, тонкое, как утренняя паутина. – Это не просто узор, Марочка. Это письмена. Каждый завиток – слово, каждый поворот нити – история. Прабабка твоя, Прасковья, говаривала, что в таких узорах сицкари свои тайны хранили.

Она бережно перебирала содержимое сундука. Вот камень, гладкий, чёрный, с высеченными знаками, похожими на древесные кольца.

– А это, внучок, карта. Не такая, как в твоём атласе. Эта карта показывает путь не по земле, а по душе. Сицкари верили, что каждый человек – как дерево. Корни в земле, а крона в небе. И путь к силе лежит между ними.

В те моменты глаза бабы Насти становились глубокими, как лесные озёра, а голос звучал иначе – словно говорила не она, а сама память предков.

– Бабуль, а кто такие сицкари? – спрашивал маленький Марк, завороженно глядя на странные предметы.

– Особый народ, внучок. Не русские и не чужие – другие. Жили они по своим законам, с природой как с сестрой разговаривали. Каждое дерево для них живое было, каждая травинка силу имела. А главное их дерево – древний дуб на холме у края леса – тот вообще особенный был. Говорят, кто к нему с чистым сердцем приходил, тот дар получал – видеть то, что другим незримо.

Отец рассказывал по-другому – сдержаннее, но в его словах чувствовалась та же затаённая гордость.

– Понимаешь, сынок, – говорил он вечерами, когда они сидели на веранде в бабушкином доме, – сицкари жили отдельно не потому, что других чурались. Они хранили что-то. Что-то важное, древнее. Каждое их ремесло было не просто работой, а обрядом. Когда они дерево резали, то не просто узоры вырезали – истории рассказывали. Когда лён пряли – не просто нить тянули, а судьбу плели.

Он замолкал, глядя куда-то вдаль, словно видел те места, где стояли давно исчезнувшие деревни.

– Дед мне рассказывал, что у них даже время по-особому шло. Будто был у них свой круг жизни, отдельный от обычного мира. И всё, что они делали – каждая вещь, каждый узор – было частью какого-то большого замысла.

Бабушка к тому времени, когда Марк ребёнком навещал её, уже давно покинула деревню сицкарей и поселилась в районном центре, поближе к цивилизации – отец настоял. Дом тоже был старинный, но на несколько семей, и баба Настя не чувстовала себя потерянной и одинокой.

Марк открыл глаза и посмотрел на книгу, лежащую на коленях. Теперь эти рассказы звучали для него иначе. В них больше не было налёта детской сказки, а проступала суровая правда древней тайны.

Он вспомнил, как однажды баба Настя, доставая из сундука очередной артефакт – странный кристалл на кожаном шнурке – вдруг посмотрела на него особенно пристально и сказала:

– Придёт время, Марочка, и кровь вспомнит. Не ты первый, кто эти вещи хранит, не ты и последний, кто их силу почует. Сицкари не пропали – затаились, как семена под снегом. Ждут своего часа, чтобы прорасти…

Тогда он не понимал этих слов. Но сейчас, сидя в полумраке городской квартиры, чувствовал, как что-то просыпается в крови – древнее, сильное, зовущее в дорогу. К тем местам, где когда-то стояли деревни его предков, где в земле хранятся их тайны, где воздух всё ещё помнит их песни.

Он встал и снова подошёл к окну. За стеклом по-прежнему мерцал огнями ночной город, но Марку казалось, что сквозь эти современные огни он видит другой свет – древний, таинственный, зовущий его домой. К истокам.

Детские воспоминания опять захлестнули его очередной волной. Тот старый сундук бабы Насти был тогда для него волшебным, и Марку казалось, что бабушка рассказывала ему не быль, а сказки, бережно вынимая диковинные вещи: плетёные кружева, камни с загадочными символами, старинные карты, кусочки ткани, высушенные корни растений диковинной конфигурации, всё ещё хранившие в себе тепло человеческих рук, создавших эти предметы. Бабушка говорила, что сундук принадлежал её матери Прасковье, и весь их род ведёт корни оттуда, из тех мест, где когда-то стояли деревни сицкарей вдоль берегов реки Сить.

Марк отложил книгу и задумался. Никогда раньше он не воспринимал рассказы отца и бабушки всерьёз. Но сейчас, когда появился перерыв в работе, эти истории вдруг зазвучали с новой силой. Словно зов.

Он встал из-за стола и подошёл к шкафу, где хранился тот самый сундук.

После смерти бабушки сундук переехал к Марку – баба Настя завещала его внуку как некую реликвию. Казалось бы, ну зачем молодому столичному парню эта дряхлая вещь? Родственники посмеивались над таким свалившемся на него «богатством». Но Марк сохранил его, как память о бабушке. Он осторожно открыл сундук. Запах старой древесины и пыли вернул его в детство. Внутри лежали те самые диковинные вещи, которые он видел ребёнком: камни, словно обточенные самой рекой, покрытые странными знаками; ткань, потрёпанная временем, но удивительно прочная; книга с текстами, оставшимися тогда для Марка неразгаданной тайной.

Он извлёк один из камней и провёл пальцем по его шершавой поверхности. Древние линии и символы будто ожили под его ладонью, задрожали под прикосновениями, покалывая кожу живым теплом. Вместо страха его охватило удивление и азарт – словно в руках оказался ключ к какой-то древней тайне, ждавшей своего часа.

«Что это было? – пронеслась мысль. – Неужели все те бабушкины ро́ссказни про магию сицкарей были правдой?»

С непонятным самому себе трепетом Марк открыл потускневший от времени дневник своей прабабки Прасковьи – единственной в их роде, кто сохранил крупицы знаний о сицкарях. Страницы были исписаны странными символами, похожими одновременно и на руны, и на причудливые растительные орнаменты. Между строк проступали еле заметные линии – то ли часть текста, то ли карта невероятных земель.

Легенда, которую чтили предки, гласила, что сицкари – не просто народ, а хранители Перехода. Они умели открывать врата между мирами, но делали это крайне редко и только в момент абсолютной необходимости. Их магия не похожа на колдовство славянских язычников или финно-угорских шаманов – это нечто совершенно иное: язык взаимодействия с самой материей реальности.

В ночь летнего солнцестояния, когда граница между мирами становится особенно тонкой, сицкари проводили древний ритуал. На поляне у слияния Сити и её таинственного притока, появляющегося лишь в преддверии значимых ночей, царила тишина, наполненная таинственным ожиданием. Летнее солнцестояние было временем, когда природа и человек становились единым целым. Для сицкарей эта ночь символизировала не только почтение к силам их духотворцев Дерева и Корня, но и исполнение предназначения всего рода – хранить равновесие между миром людей и живой природы.

Женщины, облачённые в тончайшие льняные платья, выглядели как посланницы тумана. Их наряды переливались, отражая лунный свет, а головы были увенчаны венками из лесных трав, цветов и гибких веток ивы, в тот же день собранных. Каждый венок подбирался индивидуально и подчёркивал связь человека с определённым деревом, которое, как считали сицкари, сопровождало его душу с рождения.