Поезд качало на поворотах особенно сильно.

Адмирал, закурил очередную папиросу и пересел на кожаный диван. Диван заскрипел пружинами. Удобнее устроившись, адмирал откинулся, вытянул ноги, потянувшись, распрямил тело и вспомнил, как он вернулся из спасательной экспедиции к Новосибирским островам и на остров Беннетта в феврале 1904 года.

Ярким событием было скорое, наспех венчание с Софьей. При отъезде Колчака в экспедицию планировали обвенчаться в Петербурге, но теперь, с началом войны планы пришлось менять, дабы не огорчать невесту новой отсрочкой венчания.

Из Якутска Колчак отправил телеграмму Софье и попросил приехать в Иркутск для краткой встречи и венчания, сразу сообщив, что просится на фронт и вероятно уедет из Иркутска в Порт-Артур.

По прибытии в город стало заметно, что Иркутск уже живет военными заботами. Улицы наводнили люди в серых шинелях, казачьих папахах, черных морских бушлатах. По центральным улицам ходили степенно патрули. То здесь, то там, мелькали белые косынки сестер милосердия и красные кресты врачебной помощи. Подтянулись в город и уголовные элементы, которых, впрочем, в Сибири всегда хватало: то и дело слышались тревожные свистки городовых, и очередная «заварушка» с поимкой воришки привлекала внимание зевак. Город, в котором проживало не более семидесяти тысяч жителей, задыхался от избытка войск и уже прибывающих раненых. Резко возникла проблема недостатка топлива и продовольствия. Железная дорога едва справлялась с перевозками, но многочисленные спекулянты «пробивали» на восток вагоны с сахаром, консервами, кофе, и мгновенно наживали капиталы. Рестораны ломились от посетителей: офицеры отмечали отправку на фронт, а спекулянты «обмывали» новые барыши на продаже и поставках всякой всячины для нужд армии. Иркутяне роптали: в городе участились грабежи, убийства, расцвело распутство. Благородные чувства к «защитникам Веры, Царя и Отечества» сменились неприязнью к разношерстным «уполномоченным» в погонах, тыловикам и спекулянтам, заполонившим театры и рестораны.

Колчаку с трудом удалось достать два номера в деревянной, со скрипучими лестницами гостинице «Метрополь». Недалеко, почти на берегу Ангары, располагалось и знакомое Колчаку здание Русского географического общества, куда лейтенанта вновь пригласили выступить с докладом.

Второго марта зал географического общества был переполнен. В полной тишине иркутяне слушали доклад Колчака об отчаянных днях поисков барона Толля.

Выглядел Колчак исхудавшим, с почерневшим, обожженным морозом и солнцем лицом, ввалившимися глазами, горящими лихорадочным огнем, а выступление неоднократно приходилось прерывать из-за приступов кашля. Завершив доклад, Колчак, едва ответив на вопросы, без сил отправился в гостиницу и залег в постель с температурой. Тяжелый поход сказался на здоровье: Александр жаловался на боли в суставах и позвоночнике. Ночью он часто подолгу кашлял, просыпался в поту и жаловался на то, что тело словно прокалывают раскаленным штыком, каждое движение отзывалось болью.

− Ревматизм, батенька, − констатировал врач Ивано-Матренинской больницы, переоборудованной в госпиталь, куда по настоянию Софьи и Василия Ивановича привезли Колчака.

− Где это, вы так, голубчик, натрудились, в неполные тридцать лет? Виданное ли дело, так себя проморозить, − расспрашивал врач, простукивая грудь и слушая хрипы в пораженных воспалением легких.

− На севере, доктор, − дважды в полынью нырнуть пришлось, − отшучивался Колчак.

− Хотелось бы знать, что вы там искали и нашли ли? А вот здоровье вы свое навек потеряли, – вдруг, как будто рассердившись на легкомысленного пациента, высказался доктор, осматривая распухшие суставы на ногах.