Сомнения одолевали Колчака. Насколько правильные он принимал решения? Да, верно говорят, − нет длиннее дороги к цели, чем дорога через собственные сомнения. Эту истину он усвоил давно, стараясь действовать обдуманно, но решительно. Но в данный момент это было невозможно. И сомнений хватало. Они роились в голове, словно десятки назойливых злых мух на жаре над падалью, и как чувствовал Колчак, все вели к гибели, к катастрофе.

Колчак вспомнил генерала Гайду. Почему он поступил этим летом так самовольно, неумно, не подчинившись трезвому, верному приказу и подставил под удар всю Западную армию, что привело к началу катастрофы фронта? И вот новая весть о нем пришла, когда были на пути к Новониколаевску: Гайда, помилованный им в Омске, возглавил мятеж против его власти во Владивостоке. Получается все действия этого человека не случайность, а преднамеренная измена? Или месть? В чем истоки ее? В обиде, озлобленности, в нереализованных амбициях?

Измена, − обратная сторона неудачи и политического тупика. Этому приходилось учиться теперь и смиренно нести свой крест, чтобы до последней запятой заучить горький закон поражения.

Теперь поезд нес Верховного правителя России в Иркутск, где, как предполагал Колчак, должны произойти ключевые события борьбы за власть в Сибири, за контроль над ее восточными областями. Тянулись теперь к Иркутску разрозненные силы белого движения, чехословацкие легионеры, представители Антанты, настороженные японцы.

А большевики проявились вдруг на всей огромной, казалось покоренной, территории от Урала до Байкала, выйдя дружно из подполья, прибирали власть к рукам на местах в ответ на стремительное продвижение Красной армии с запада.

Иркутск для адмирала был хорошо знакомым городом. Бывал здесь он неоднократно. Помнил дыхание и свежесть могучей реки, сияние куполов и голос церквей, что возвышались в основном над деревянными городскими строениями, раскинувшегося вдоль реки города.

Поздней осенью 1902 года по Лене-реке и Качугскому тракту он впервые попал в этот наполненный колокольным звоном город, что стоял на берегу Ангары, − реки, несущей мощное свежее дыхание Байкала. В этом городе завершилась для него первая арктическая экспедиция, продлившаяся более двух лет. По приезду, несколько передохнув, Колчак попал в окружение представителей местных чиновников и интеллигенции. Его и спутников наперебой звали на обеды, балы и собрания, уделяли знаки внимания местные, абсолютно восторженные барышни. Все ждали рассказов полярников об экспедиции в поисках северной неведомой земли купца Санникова.

Александр Васильевич с удовольствием вспомнил, как в зале Мавританского замка Русского географического общества на берегу Ангары, он в строгой форме лейтенанта военного флота сделал доклад об экспедиции. Рассказывал вдохновенно, вновь переживая все трудности и удивительные приключения во льдах с чувством честно и хорошо исполненного дела. Он рассказывал об открытых новых островах и манящей путешественников земле, которая как мираж в пустыне, отметившись на горизонте, не пожелала быть открытой.

Теперь в этом тряском вагоне Колчак вспоминал яркие всполохи северного сияния, трескучие раскаты наэлектризованных, словно осыпающихся с небес кристаллов, трущихся друг о друга кротких оленей, любопытных тюленей, глобальную тишину огромных пространств и остро, до боли в сердце, ощутил зов севера. Сердце обманулось в очередной раз и сладко защемило в груди, как ответ на отказ в долгожданной встрече с любимым человеком.

И было понятно теперь, что такой встречи, вероятно, уже не будет вовсе.