Поезд шел на восток, убегая от катящегося следом вала боевых столкновений, которые организованной войной назвать было сложно. Фронта как такового – вытянутых укреплений и окопов, опоясанных рядами колючей проволоки и прикрытых минными полями, открытых для атаки пространств не было.
Группы вооруженных людей, часто без формы, порой просто в обносках, лаптях, кутаясь в шинелишки, полушубки, бушлаты, косматые шапки и папахи передвигались по заснеженным дорогам на санях с запряженными насмерть уставшими и голодными лошадьми. Голодные животные одичали от недоедания и норовили грызть кожаные постромки и, прибыв к привалу, недоуменно глядели на седоков, ожидая, наконец, после тягот перехода сытного овса. Овса не было. Кормились жухлой травой из-под снега, да случайно найденным у дороги сеном, в неубранных сельчанами стожках. Подъедали запасы и в деревнях, если удавалось что-то найти по дворам.
Люди-воины-скитальцы теребили друг друга, постреливая и предъявляя права на занятие того или иного населенного пункта, преследуя решение простых задач, – переночевать в тепле и съесть хоть что-то. Нестерпимо хотелось насытиться горячей пищей, хотя бы похлебать кипятка с хлебом или с сухарями вприкуску.
На подходе очередной боевой части, если неприятель не хотел столкновения, то снимался и уходил, бросив раненых и часть имущества. На насиженное место приходил отряд противника и обустраивался, отъедался, отбирая последнее у селян.
Порой сгоняли с насиженного места и свои части, пуганув на подходе оружейным залпом, со словами:
− А кто его разберет?! Красные то, а ли белые!
И так катилась безобразно по сибирской земле мало организованным потоком гражданская война, без предоставления каких-либо гарантий и правил для тех, кто в ней участвовал и так или иначе с ней соприкасался.
В штабном вагоне за письменным столом сидел Александр Колчак, − человек которого величали последний год его жизни диктатором, Верховным Правителем России и Главнокомандующим Российской армии.
Адмирал непрерывно курил длинные папиросы, вынимая их часто из серебряного портсигара. Достав папиросу, Колчак долго постукивал мундштуком, разминал табак и глубоко затягивался, поднеся ярко вспыхнувшую спичку к табаку. В этот момент его лицо с глубокими складками у крупного носа казались менее резкими, лицо несколько молодело, а в глазах металось пламя.
В строгом суконном мундире с яркими погонами и Георгием на левой стороне груди, адмирал Колчак то склонялся над столом, то выпрямлялся, опираясь на спинку стула и, казалось, внимательно анализировал карту, на которой был обозначен театр боевых действий его Сибирской армии.
На самом деле анализировать особо было нечего. Ситуация была ясной в общем, но абсолютно запутанной в мелочах и только в голове метались мысли о том, как выйти из сложившейся ситуации, из безысходного, как оказалось положения. Сложилась за осень и зиму аховая, гибельная ситуация, которая требовала принятия важных, единственно возможных решений. Требовалось сохранить армию, золотой запас и развернуть ход событий так, чтобы не растратить последние силы, веру офицеров и солдат в возможное преодоление полосы неудач последних месяцев. Армия, плохо одетая и вооруженная, слабо выученная и мало мотивированная, безнадежно отстала от поездов, двигалась вытянувшись на несколько километров по заснеженному пространству сибирской земли. Требовалось также окончательно не разругаться с союзниками, добиваться от них реальной поддержки, не смотря на противоречия.
Что-либо значительного для организации действий армии Колчак сделать уже не мог. Мощная, как казалось, на поле боя огромная воинская масса рассыпалась и потерялась в этих таежных просторах. Теперь только ее самая крепкие боеспособные части теперь слабой вереницей двигались, преодолевая заснеженные версты, и была ему практически неподвластна. Регулярная связь с армией отсутствовала, не было контроля и над железной дорогой. На станциях, через которые проходил штабной поезд, порой приносили донесения, отправленные по телеграфу. Сведения были скупые и приходили с опозданиями. Подробных сведений о боевом порядке не поступало, и было непонятно, на какие силы можно было рассчитывать в дальнейшей борьбе за власть в Сибири.