Однако это была фикция. Самодостаточный, активно развивающийся, способный накормить, оснастить и одеть тысячи солдат и десятки кораблей, прибывших из-за океана, американский Юг находился в куда более привилегированном положении, чем нищий, находящийся в глубоком кризисе, на постоянной подпитке из бюджета французский Север.

В действительности, любое наступление англичан на океанские коммуникации французов, связь Канады с родиной приводили к краху её обменной экономики, краху финансовой системы, инфляции. То, что случилось в 1754-1760 годах, когда бумажные деньги перестали что-то стоить и перешли чуть ли ни к натуральному хозяйству и практике обменов. То, что могло бы произойти и в кампанию 1744-1748 годов, установи британский королевский флот плотную морскую блокаду берегов Новой Франции.

На самом деле, реальный экономический потенциал американских колоний в десятки раз превосходил канадский. «Тринадцать» были вполне самостоятельны с точки зрения самообеспечения и представляли собой готовый плацдарм, военную базу для развёртывания целой армии, со своими ресурсами и инфраструктурой.

(Здесь допустима аналогия с Северной и Южной Кореями наших дней. Сверхмилитаризованный, но находящийся в невыгодных экономических и климатических условиях Север – и менее организованный, рыхлый, но более богатый и способный накормить большую армию Юг. Два мира, две системы, готовые в любой момент сойтись между собой в смертельной схватке).

Географически Тринадцать колоний представляли собой, как уже отмечалось, узкую, протянутую с севера на юг полосу между горами и Атлантическим океаном. Социокультурно они делились на четыре большие области: Новую Англию (Массачусетс, Коннектикут, Нью-Хэмпшир и Род-Айленд), колонии, доставшиеся «в наследство» от других стран (Нью-Йорк и Делавэр), прочие колонии перспективного американского Севера (Пенсильвания, Мэриленд) и будущий американский Юг, уже тогда обособленный.

Причина такого деления была проста. Если на Юге (где жило примерно 650 тысяч белых колонистов и 250 тысяч чернокожих рабов) ядро переселенцев составляли англичане и шотландцы, религиозно и политически лояльные центральной власти, то основу населения тех же Пенсильвании, Нью-Йорка и Делавэра образовывали иностранцы – немцы, голландцы и шведы. Новую Англию и Мэриленд из числа «прочих колоний» вообще основали беженцы и те, кого сейчас назвали бы «сепаратисты» и «экстремисты», подвергавшиеся притеснениям на родине – пуритане, шотландцыкельты из горных кланов, поднимавшие регулярные восстания у себя дома в Хайленде (Горной Шотландии) в течение 17 – первой половины 18 века, англичане-католики и прочие.

Данное деление дополнялось экономическими условностями. Север уже тогда превращался в промышленную кузницу будущих США, основой Юга становилась торговля и выращивание экспортных сельскохозяйственных культур.

Самой многолюдной колонией была Вирджиния (230 тысяч жителей), ей следовал клерикальный Массачусетс (190 тысяч человек). В Нью-Йорке тогда обитало 77 тысяч колонистов – почти столько же, сколько во всей Новой Франции, вместе взятой. Меньше всего (5200 обитателей) проживало тогда в Джорджии – но она фактически и не участвовала в военных действиях.

В Род-Айленде жило 33226 человек, Нью-Хэмпшире – 27500, Коннектикуте – 111 тысяч и Нью-Джерси 71 тысяча колонистов. Пенсильвания могла похвастаться «запасом» в 120 тысяч своих граждан, Делавэр – 28 тысячами, Мэриленд – 141 тысячей и обе Каролины (суммарно) – 136 тысячами человек населения.

В совокупности, все эти владения обладали боеспособным призывным элементом в количестве 150-200 тысяч взрослых мужчин. Многие из них могли быть набраны в ополчение, а также в королевскую армию, и таки были набраны: называются цифры, что в войну 1754-1760 годов до 100 тысяч американцев поучаствовало в военных действиях в различных ролях.