Ирина вспомнила Дюрана: сила и дерзость сгубили того. Мимолётно она сравнила Дюрана и Данилу. Они очень схожи. В них обоих много добра, но ещё больше накопившейся жестокости. Непрощения. Мести. И гнев их – то праведный, то ослеплённый.

– Товарищ учительница английского по языку, вы где затерялись? Смотрите, а то даже не заметите, как забеременеете.

Ирина улыбнулась:

– С тобой, приятель. Я с тобой, поверь. – Словами она показала, что не обратила внимания на последнее слово, но поймала себя на мысли: как чертовски приятно защемило сердце. – Это вода. Разведи с мёдом. В чай нельзя. Горячее убивает полезные свойства. Или запивай.

– Ненавижу мёд. Слишком приторный.

Их весёлые глаза свелись на четвертинке батона, покрытой толстым слоем мёда, который стекал по пальцам Данилы и завис в сантиметре от его рта.

– Я ненавижу эту липкую субстанцию, говорил медвежонок пчёлкам. – Ира одарила Шпану улыбкой очарования. – Я только чуточку, и залез всей… всем телом в улей. О! Что видят мои очи!

– Да это чтоб хозяйку не обидеть. – Данила ломанул кусок батона с мёдом, едва не откусив пальцы, прокусил до крови; его терпение не подало вида боли. Он лишь мысленно вопил и тряс рукой, а лицо побагровело, хлопало ресницами выпученных глаз. Шпана шумно хлебнул остывший чай.

– Дитё, – улыбалась Ирина, поставила чашку на тумбочку.

– Мама?

Ирина промолчала. Она растянулась на диване, поправила халат, под голову подложила декоративную подушечку. Было видно, что ей нездоровится. Шпана поглощал еду обеими руками за обе щёки.

– Эй, медвежонок, не любящий медок. – Ира приподняла коленку, пальцами ступни слегонца толкнула Данилу. – Расскажи, что случилось. Почему ночевать негде? – Она умиротворённо вздохнула и сомкнула веки.

Шпана перестал жевать. Он застыл с бутербродом возле рта и не сводил глаз с ног «англичанки», умирал от желания – погладить.

– Пустяковое дело, – опомнился он, не желая, чтобы выглядело так, точно напрашивается на ночлег. – В общем, неважно. В смысле, нормально. Короче, ништяк.

Ирина перекинула ногу на ногу, сверкнув трусиками. Всё, это всё: фантазии Данилы неслись крыльями Амура к вожделенной цели, проламывали в дверях и стенах ходы. Главное, чтобы не кинули бумеранг и раньше времени не подбили.

Ирина открыла глаза, приподняла голову:

– Короткое замыкание?

– Почему? – Данила доставал дохлого муравья из мёда в чайной ложке, поднял глаза, которые снова упёрлись в женские коленки.

– Обрывочными фразами говоришь. Не хочешь – не рассказывай. – Ирина проследила за его взглядом. Ей стало неловко, но она его прекрасно разумела. Сама не так давно из этого возраста, и любила полупомешанного на сексе Дюрана. – Надо наждачную бумагу наклеить.

– Куда? Зачем? – встрепенулся Данила, часто моргая непонимающими глазами. – Кому?

– Вот думаю… себе на ноги, чтобы некоторые не истирали взгляд, а лучше чай пили да за обе щёки ели.

– Жестокость деву украшала, – Данила придумывал на ходу, – как лошадь старую забрала… – И тут он подумал, что слова: дева, старая и лошадь – зря прозвучали в стенах этой комнаты. Он серьёзно обеспокоился, что «милая англичанка» обидится, собрался извиниться и уже приоткрыл рот.

– Ах, вот так? – Ирина носовым платком прижала крыло носа. – Старая кляча, говоришь. А лошадь – этакий эвфемизм к слову страшная? И лучше бы прикрыться рыцарским доспехом? – Она поднялась с дивана, подошла к старинной этажерке. Щёлкнул выключатель, в торшере загорелся свет. Ира поискала в книжках со старыми переплётами, вытащила томик.

– Бабушка больная. Бабушка желает, чтобы ей почитали. Старая дева обожает, когда ей читают вслух. – Ирина вернулась к дивану, легла, прислонила голову к подушке. – И прошу, малец, не мямлить. Пожалуйста, внятно. Если что-то мешает, то вытащи это изо рта. Надеюсь, читать научен? – Ира взглянула на часы, бегущие зелёными стрелками на комоде слева от кухни. – У старушки бюллетень, а пионеру негде развести пионерский костёр. Так что до утра смело можно облагородить ум большим слогом, попереживать героям, поплакать о судьбах несчастных. Пионеры плачут? Пионеры не мужчины – плакать можно. – Ирина подмигнула, протянула Даниле книгу «Анна Каренина».