На одном из таких участков, где шоссе пролегало через густой лес, он заметил голосующего мужчину. Высокий, худощавый, с загорелым, обветренным лицом, он стоял у обочины, придерживая потертый рюкзак. На нем была выцветшая армейская куртка и джинсы. Роберт, не раздумывая, остановился. Он сам был сейчас странником, и хорошо понимал, что даже небольшая помощь на дороге может значить очень много.

Мужчина представился Джоном. Его голубые глаза, казалось, видели слишком много для его возраста. Он был ветераном вьетнамской войны и путешествовал по стране, пытаясь справиться с тяжелыми воспоминаниями и найти свое место в мирной жизни. Роберт предложил подвезти его до ближайшего города, и Джон с благодарностью принял предложение.

В машине повисла тишина, которую нарушал лишь гул двигателя и шелест шин по асфальту. Джон смотрел в окно, словно пытаясь найти в проносящихся мимо пейзажах ответы на свои вопросы. Наконец, он заговорил, и его голос был хриплым, словно прокуренным.

Он рассказывал о войне, о своих друзьях, которые не вернулись домой, о том, как тяжело было привыкнуть к тишине после грохота взрывов, к обыденности после адреналина боя. Роберт слушал молча, пораженный его историей, его болью, его попытками найти себя в этом изменившемся мире. Он понимал Джона, как никто другой. Ведь он и сам был на своей собственной войне – войне с самим собой, со своими демонами, со своим прошлым.

"Дорога помогает," – сказал Джон, когда его рассказ иссяк. – "Она дает время подумать, переосмыслить все, что было. Найти себя заново."

Роберт кивнул, глядя на дорожные знаки, мелькающие за окном. Каждый знак, каждый поворот, каждая встреча – все это было частью его пути, его собственного шоссе 17, ведущего к неизвестному будущему.

Джон, похлопав Роберта по плечу, скрылся за поворотом, оставив после себя легкое эхо военных историй и горьковатый привкус непрожитой жизни. Тишина в салоне "Форда" сгустилась, словно молочный туман над рекой ранним утром. Роберт впервые за долгое время ощутил давящую тяжесть одиночества, которую до этого глушил гнев и обида. История Джона заставила его взглянуть на свои собственные проблемы под другим углом, и они внезапно показались ему до смешного мелкими, словно песчинки на берегу океана.

Он решил остановиться в этом городке, название которого даже не заметил на дорожном знаке. Город производил впечатление забытого Богом места, где время остановилось лет пятьдесят назад. Низкие, одноэтажные домики с облупившейся краской жались друг к другу, словно старики, греющиеся у камина. Пустынные улицы, заросшие полынью и колючками, вели к нескольким магазинам с запыленными витринами, в которых выставлялись товары, казалось, еще с тех времен. Воздух был пропитан запахом пыли, бензина и увядающей листвы.

Роберт припарковал "Форд" возле небольшой закусочной с выцветшей вывеской "У Мэйбл", на которой изображена улыбающаяся женщина с пышными формами. Внутри было полутемно и прохладно. За столиком у окна сидела пожилая женщина с седыми волосами, аккуратно собранными в пучок. Она читала газету, изредка потягивая кофе из толстой керамической кружки. На ней было простое ситцевое платье и фартук с вышитыми на нем розами.

Роберт сел за стойку, обтянутую потрескавшимся дерматином, и заказал гамбургер и кофе. Пока Мэйбл, хозяйка закусочной, с неспешностью, присущей людям, живущим вне времени, готовила ему заказ, он разглядывал интерьер. Стены были украшены старыми фотографиями, на которых были запечатлены люди в странной, незнакомой ему одежде, вырезками из газет с заголовками, датированными десятилетиями назад, и пожелтевшими плакатами, рекламирующими давно забытые фильмы и товары. Здесь царила атмосфера прошлого, которая странным образом притягивала Роберта, словно он искал в ней какое-то утешение, какую-то подсказку.