По дороге в комнату Мухит молчал, а потом развалился на своём кресле и, отпив лимонада, сказал:

– Жил у нас во дворе раньше один старый вор. Мы, пацаны, часто к нему заходили, и он угощал нас чифирём – это чай такой крепкий. Он когда-то рассказал нам про общак, и мы начали собирать на него деньги, но всё это было поначалу несерьёзно, и платили-то человек двадцать максимум. Потом старый вор умер, и я как-то совершенно случайно познакомился с Дедом. Это вообще отдельная история, как-нибудь я её вам расскажу. Так вот, наш Дед живёт в двухэтажке возле реки. Он откинулся с зоны несколько лет назад и сам начал собирать общак сначала в своём дворе, а потом и по всему району. Мы ему стали помогать и, чтобы никто не усомнился, он назначил меня смотрящим по школе и по району. Дед собирал только от случая к случаю, когда действительно надо было срочно ребятам в зоне помогать. Потом я ему предложил собирать постоянный общак, потому что не раз бывало, что деньги срочно нужны, а наскрести необходимую сумму быстро не удаётся. Дед согласился. А потом эту идею мы решили распространить на весь город. Потому что когда весь город с понятиями, то это хорошо.

И Мухит на мгновение задумался, а потом предложил:

– А пойдём к нему!

– К кому? – не понял Баха.

– К Деду! Он тебе понравится, да и он не против будет с нами выпить.

– Ну, к Деду, так к Деду, – охотно согласился Баха.

Оставив Армана и Нурика в штабе, Баха, Мухит, Серик и Рустем отправились к Деду.

Несмотря на кризисы и другие социальные потрясения, город медленно, но неуклонно разрастался. На окраинах и пустырях, там, где совсем недавно зеленел бурьян, и мирно копошились в горах мусора собаки, возникали новые бетонные микрорайоны, начисто лишённые даже намёка на какую-либо растительность. Они сжали город в душное кольцо, и только в самом центре, в старом сердце города сохранилось несколько глухих улочек с живыми дворами, засаженными столетними тополями и карагачами. В одном из таких дворов и коротал свои дни Дед.

Окружённая ветвистыми деревьями послевоенная двухэтажка с треугольной деревянной крышей тесно прижималась к нескольким рядам добротных кирпичных гаражей. Ещё несколько трёхэтажных домов окружали довольно просторный двор, заросший карагачами и ясенями. Старый дворик был чистенький и даже идиллический. Но пятна тлена уже проступили и на его лице – подле дома стоял кран, и рабочие, копошась, словно муравьи, сгружали с платформы на колёсах строительный вагончик: по распоряжению городского руководства старые гаражи должны были скоро сносить и возводить на их месте офисное здание.

Пацаны вошли в узкий проём со старинной двустворчатой деревянной дверью и по узкой лестнице поднялись на второй этаж к старенькой квартире с номером, набитым гвоздями.

– Дверь всегда открыта, – сказал Мухит.

Они вошли в прихожую и шумно стали снимать обувь.

– Кто это там? – раздался звучный голос из глубины квартиры.

– Свои, – отозвался Мухит.

Раздался скрип кресла, потом стук чего-то по гладким деревянным половицам, и, когда ребята разулись и ступили в обширную главную комнату, то увидели спешившего им навстречу высокого седого мужчину с большой головой и орлиным носом. Он тяжело опирался на палку и волочил за собой правую ногу, но не производил впечатления измождённого жизнью инвалида. Несмотря на возраст и увечье, он не горбился, а живые глаза всегда смотрели прямо и внимательно.

Дед узнал Мухита и улыбнулся:

– Ну, привет, брат, привет, давно не заходил.

Мухит и остальные поздоровались с Дедом за руку.

В главной комнате было два маленьких кресла со старомодными лакированными подлокотниками, кресла разделял небольшой журнальный столик, на котором стоял телефон; а параллельно другой стене стояла низкая софа. Ещё в зале был высокий сервант, чёрно-белый телевизор и дверь на балкон.