Люба не стала следовать совету матери. Желая спрятаться и побыть перед наступавшим понедельником с собой наедине, чтобы справиться хоть как-то с гнетущей тоской и отчаянными мыслями, она быстро собралась и убежала в библиотеку, находившуюся от Солнечного 27 дальше всего. Там, в пустом читальном зале, девушка взяла несколько модных журналов, полистала немного, позавидовала по-чёрному моделям, беспечно улыбавшимся со страниц, и звёздам шоу-бизнеса, болтавшим в поверхностных интервью об успешной жизни, а затем, низко наклонившись и прикрыв лицо руками, не удержалась и снова расплакалась.
«Дешёвка! Дешёвка! Дешёвка цыганская!» – горланил в хаосе запуганных мыслей ядовитый хор скалившихся станичников. Слёзы капали на глянцевую бумагу и портили издание.
«Ну что, убедилась, что Имир в тебя влюблён?» – поинтересовался как между прочим в Любиной голове беспечный Натальин голосок.
«Убедилась ли? Не знаю, – хмуро ответила ей тихоня, шмыгнув носом. – Я его сдуру позвала, хотя чувствовала, что поступаю неправильно. Что приглашение выйдет боком… Ну что ж, теперь Сэро меня убьёт, но сначала три шкуры живьём снимет. После нашей ссоры церемониться он не будет! А Имир… Имир меня просто использовал».
Глава 3.
Сэро не покладая рук отработал сполна на местном рынке в пятницу, субботу и воскресенье вместо Лалы, занятой младшими детьми.
Парень вставал ни свет ни заря и очень поздно ложился. Возил продавать клиенткам вещи в богатые кварталы, стоял с Русланой вместо матери в палатках на базаре, вечерами анализировал запасы товара, подбивал в учётную тетрадку суммы от проданного, подсчитывал прибыль. Договорился с администрацией рынка насчёт долгосрочной аренды и оплатил семейные торговые точки. В общем, навкалывавшись вдоволь за выходные, ко второй половине воскресенья десятиклассник понял, что вымотался. И тем не менее времени на нытьё и отдых у него практически не осталось.
К усталости, смутно ощущаемой из-за постоянной беготни да огромного количества работы, не терпевшей отсрочки, примешивалась одна любопытная загвоздка, дававшая необычное послевкусие все выходные подряд.
В ночь с пятницы на субботу Сэро впервые приснилась Люба. Да не просто приснилась – сон случился яркий, эмоциональный и здорово запомнился. Во сне они любили: горячо, искренне. Но дело было не в этом – подобные сны для школьника не являлись дивом дивным.
Сама Поспелова в сонных грёзах парня была другая. Не такая, какой за год юноша привык видеть эту задумчивую недотрогу: серьёзную, недоверчиво-пугливую, старомодных взглядов, с сутулыми плечами да пасмурной физиономией. «Пятнадцатилетняя занудная старикашка», – насмешливо называл её он про себя.
Нет, во сне тихоня будто сняла неудобную шкуру и предстала в новом свете. Ровесница много смеялась – открыто, непринуждённо. Глаза её светились счастьем и любовью. Она не ходила, а будто парила – столько в ней было лёгкости, невесомости. Танцевала, пела, искрилась беззаботностью и добротой. Это был не человек, обиженный на жизнь и боящийся её. Это была девушка-сказка, восхищённая миром вокруг.
«Что бы ни случилось, я всегда рядом», – прошептала Поспелова разомлевшему приятелю в ушко. Счастливый Сэро беззаботно рассмеялся, поцеловал её – и проснулся со звоном будильника.
Отойдя от ночных видений, Ибрагимов понял, что здорово ворочался во сне: подушка слетела на пол, простыня скомкалась, а одеяло перепуталось в пододеяльнике в непонятный клубок. «Ну и сны мне видятся!» – усмехнулся юноша, списав буйные фантазии подсознания на недосып и переработку. Всё-таки весь пятничный вечер, до глубокой ночи, товар сортировал да пересчитывал, а проспал лишь пять часов.