– Вот же, прилипала, – тихо прошептала Генриетта, наградив беднягу де Коссе-Бриссака насмешливым взглядом.

Из-за шума, поднятого собравшейся снаружи толпой придворных, Анри-Альбер не расслышал этих слов. Он продолжал сжимать её руку в своей и, заворожено глядя на неё, прошептал:

– С превеликим удовольствием!

– Как же, – вздохнула Генриетта, одарив лёгкой улыбкой незадачливого жениха, и тут же устремила пытливый взгляд поверх его плеча.

Выражение лица Джорджа Вильерса, стоящего во втором ряду гостей во главе пэров Англии, было невозможно не заметить, а тем более не ответить на его полушутливый и полутрагичный взгляд весёлой гримасой. Всего-то на один миг, не дольше! Чтобы эта шалость не успела привлечь внимания матушки.

Королева Генриетта-Мария в своём неизменном вдовьем чёрном платье, которое она не соизволила сменить даже ради церемонии венчания дочери, занимала почётное место в первом ряду по правую руку от Карла. Всё время проведения церемонии королева не спускала бдительного взгляда с невесты и жениха. При этом она успевала держать в поле зрения всех собравшихся в часовне знатных дам и сиятельных вельмож из числа избранных – тех, кто получил приглашение присутствовать на церемонии церковного благословения передачи невесты жениху по доверенности. Тонкая полоска сжатых губ свидетельствовала о недовольстве королевы, которое вызывало излишнее, на её взгляд, веселье на лицах собравшихся. Лишь мельком заметив это выражение на лице матери, Генриетта посочувствовала бедняге Джеймсу, герцогу Йоркскому, которому, в отличие от старшего брата – короля, наверняка предстоит выслушать строгий выговор матушки за всех. Будут упомянуты и не в меру счастливый Карл, и везунчик Джордж Вильерс. Но самому королю, конечно же, ничего подобного высказано не будет, а его фаворит, благодаря своему положению в Тайном совете и правительстве, обладал негласной неприкосновенностью от выговоров со стороны королевы. Как и лорд Суррей – единственный из придворных Карла, кто никогда не вызывал в свой адрес критических замечаний королевы, так как был способен напустить суровую мину на лице за мгновение до того, как попасть в поле зрения её величества.

– Ваше высочество теперь можете подойти к его величеству и принять от него отцовское благословение, – шепнул архиепископ, завершив чтение всех полагающихся молитв и наставлений.

Генриетта склонила голову и присела в реверансе в знак благодарности, после чего повернулась к де Коссе-Бриссаку. Тот тоже поклонился, наконец-то отпустив её руку, и вместе они развернулись лицом к собравшимся зрителям.

Вздохнув было с облегчением и, радуясь обретённой свободе, Генриетта устремила на графа удивлённый взгляд, когда вновь почувствовала свои пальцы в плену его влажной ладони. Волна мурашек пробежала по спине от чувства неприязни, близкой к омерзению. Ей было трудно взять себя в руки и не хмуриться в ответ на глупые улыбки де Коссе-Бриссака, но в тот момент перед ними предстал сияющий счастливой улыбкой Карл.

Его величество с должным почтением склонил голову перед прелатом и в благословляющем жесте поднял обе руки над головой Генриетты.

– Да пребудет над вами благословение господа нашего, и да сопутствуют этому браку все блага земные и небесные!

В воцарившейся в огромном зале торжественной тишине его голос звучал особенно тепло и по-отечески, что вызвало тихий вздох умиления женщин и сдержанное покашливание мужчин.

– Что ж, ступайте! И да будет милость господня с вами!

Едва прозвучало последнее слово архиепископа, и вот уже под высокими сводами дворцовой часовни пронеслось гулкое эхо громких рукоплесканий и оваций. Лишь через несколько минут эта бурная реакция постепенно затихла под укоризненным взглядом прелата, но тут и там раздавались приглушённые восторженные высказывания по поводу того, что королю удалось свести полагающуюся по случаю пространную речь всего к одной фразе. Это значительно сократило время вынужденного стояния в часовне к великому облегчению многих присутствующих, кроме королевы Генриетты-Марии, которая удостоила Карла взглядом, полным неодобрения и укоризны.