– Что вы! Это пустяки. Но если захотите оказать любезность, то не оставляйте меня одного. Тут же скука смертная, Леон! Вы видели, какую птицу я привёл вчера вечером из голубятни, что находится внизу? И это за неимением достойных развлечений!

– Всё понял! – рассмеялся Данжюс. – Я вернусь спасать вас от скуки, как только разрешу кое-какие вопросы. Мне необходимо послать письмо к моему поверенному.

– За кредитом? – глаза д’Эффиа блеснули, – я был бы тоже не прочь поправить мои денежные дела. Я из-за скуки успел изрядно поиздержаться за игрой в карты.

– Вам просто не везёт, старина, – серьёзно пожурил его Леон. – Обещайте мне, что больше не сядете за карточный стол без меня. Мы поправим ваши дела. А сейчас я отправляюсь решать вопросы обновления гардероба и пополнения кредита!

Март 1661г. Кале. Особняк сьера Дювина

Все заверения докторов в ответ на чрезмерно завышенные ожидания герцога де Грамона, что хандра и апатия, охватившие его старшего сына, графа де Гиша, по возвращении во Францию, развеются сами собой, благодаря поездке в Кале, не оправдались. Равно как и те надежды, которые они возлагали на благотворное влияние морского воздуха и праздного времяпрепровождения. Уже вторую неделю после прибытия в Кале де Гиш безвылазно провёл в отведённых для него комнатах в особняке сьера Дювина, члена магистрата и одного из главных устроителей праздничных мероприятий по случаю прибытия принцессы Генриетты. Напрасно уважаемый господин Дювин день и ночь придумывал новые развлечения для молодого графа, затевая званые вечера и приглашая в особняк самых именитых людей из местной знати, а также всех молодых дворян, прибывших из Парижа. Де Гиш не снизошёл до того, чтобы хотя бы на единый миг показаться гостям в салоне, и вовсе не покидал пределы своих комнат. Он даже не соизволил откликнуться на настойчивые приглашения мадам Дювин присоединиться к вошедшим в моду обедам в саду на свежем воздухе. На его решение отдалиться от всего света не повлияли даже призывы его друзей – дворян из свиты герцога Орлеанского провести вечер за карточной игрой в салоне городского театра, который за время приготовлений к свадебным торжествам превратился из провинциального заведения средней руки в самое модное и посещаемое место в Кале. Граф де Гиш сделался самым знаменитым затворником. Теперь дни напролёт то по одному, а то и компанией к нему заглядывали друзья, пугая гостеприимных Дювинов неуправляемой разнузданностью и полным пренебрежением к правилам приличия.

Всё бы так и продолжалось, если бы в одно прекрасное утро де Гиш не вспомнил о давнем желании показаться на церемонии встречи принцессы в новом наряде, сшить который он собирался по собственному эскизу, в котором воплотил свою фантазию и впечатления от увиденного в путешествиях по Восточной Европе.

– Ещё раз, Жак! Ещё раз повторите то, что вы сказали.

Вежливый тон и голос молодого человека не предполагали грозу, которая вот-вот могла разразиться над головой бедного камердинера. Но прекрасно знакомый с эксцентричным нравом своего господина, Жак ожидал наихудшего. Ссутулившись, он вжал голову в плечи, мысленно приготовившись к потоку речи, на три четверти состоящей из громогласных проклятий. Стараясь сохранять внешнее спокойствие, он тихо, но отчётливо повторил всё сказанное от начала и до конца:

– Ваше сиятельство, в мастерской мне передали, что, во-первых, мэтр Савари не имеет возможности приехать к вам для снятия мерок, поскольку он ангажирован для выполнения важного заказа. Во-вторых, он не может поручить это дело своим помощникам, поскольку полученный им заказ колоссальный настолько, что работа над ним занимает всё время, какое только осталось до прибытия принцессы Генриетты. И, в-третьих…