— Хочешь этого раба, — повторил махараджа. Смешно ему было потому, что он в одно мгновение отчётливо представил, как много могла бы попросить генерал, только что вернувшийся с победой с восточных берегов. Дашан могла бы оторвать себе добрую четверть завоёванных земель, да ещё по древнему праву мог сам выбирать, какой участок возьмёт. — Что ж, если такова будет твоя награда за победу… — он сделал паузу, — и если вначале сумеешь доказать, что совладаешь с ним.

Махараджа откинулся назад и теперь испытующе смотрел на Дашан.

Дашан поняла, чего от неё хотят.

Она оглянулась на свою добычу. Пленник смотрел с горечью и злостью, то и дело сжимая кулаки. «Кулаки, которые завтра он уже не сожмёт», — напомнила себе Дашан.

У шенапати было немного людей, которые ей небезразличны. И она не любила причинять им боль — кто бы что не говорил.

Глядя в серые глаза приговорённого, Дашан отчётливо понимала, что если сейчас возьмёт в руки плеть и нанесёт удар — тот её не простит.

«А если не возьму — его отдадут коню».

Дашан встала и коснулась арапника, который подал ена подносе расторопный слуга.

— Чего я должна добиться? — спокойно спросила она. — Крик? Кровь? Что-нибудь ещё?

— Крови добиться легко, — махараджа улыбнулся. На своего полководца он не смотрел — только на пленника у неё за спиной. — Я хочу услышать его крик.

Дашан кивнула.

Развернулась и шагнула к добыче. Рывком за волосы вздернула его голову, заставляя снизу-вверх смотреть себе в глаза.

— Твоё имя? — очень тихо. Так тихо, чтобы не услышал махараджа, произнесла она.

Горец молчал.

В эти мгновения Санджив как никогда ненавидел себя. Ненавидел за то, что эта прекрасная ухоженная женщина видит его голым, распятым и раздавленным. За то, что позволяет так обращаться с собой. И ещё сильнее за то — что прямо сейчас тонет в глазах этой демоницы, за то, что отвечает:

— Санджив.

Дашан продолжала внимательно смотреть на него.

Санджив крепче стиснул кулаки.

— Чем раньше ты закричишь, тем раньше мы отсюда уйдём, — просто сказала она.

Санджив стиснул ещё и зубы и так, не разжимая их, процедил:

— Я не закричу.

Он не хотел кричать от боли перед врагом. Но ещё сильнее не хотел кричать при ней.

— Ты закричишь, — негромко, но твёрдо ответила та, — от тебя зависит только то, сколько боли ты перед этим перенесёшь.

Санджив не стал отвечать.

Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох, заставляя себя выровнять дыхание.

Он собирался отключиться от боли. Пусть запорет до смерти — Санджив не станет кричать.

Дашан сразу уловила его намерения.

Медленно, она обошла пленника по кругу.

Рука её легла на обнажённое плечо, красное от долгого пребывания на солнце. Ногти легонько прошлись вниз, мимо лопаток к пояснице.

Дашан видела, как стала сильнее вздыматься грудь пленника. Отключиться не получилось. Сандживу хотелось продлить это прикосновение так же сильно, как избавиться от ногтей, скребущих по воспалённой коже.

Убедившись, что пленник больше не пытается сбежать, Дашан стремительно выхватила плеть и нанесла первый удар.

Она била по одному и тому же месту, зная, что каждый новый удар отзывается более сильной болью.

Санджив молчал.

Маэндра насчитал сорок пять взмахов, когда у Дашан стала уставать рука.

Она остановилась. Огляделась по сторонам в поисках воды и, заметив фонтанчик, подала знак одному из слуг, притаившихся в углу у стены.

Мальчишка бросился исполнять, и через полминуты у губ Дашан оказалась чарка с водой.

Она использовала передышку, чтобы подумать. Красные следы на спине говорили о том, что пленник не может не чувствовать боль. Но пленник был настолько упрям, что мог молчать ещё столько же.