2. 2

Дворец махараджи состоял из множества дворов, разделённых между собой золотыми воротами.

Тот двор, в котором держали Санджива до часа наказания, находился на самой окраине комплекса. Последние сутки он просидел с руками, заведёнными высоко за голову. Верёвки крепили их к металлическому кольцу, вбитому так, чтобы пленник не мог ни встать в полный рост, ни опуститься на землю до конца.

Санджив убеждал себя, что ему всё равно. Он закрывал глаза, пытался погрузиться в медитацию… Палящее солнце мешало, а когда ему наконец удалось покинуть тело, стражники вздёрнули его на ноги и коротко передали приказ царя.

Ноги не слушались, когда Санджив вставал. Он умел отстраняться от боли, но не мог одолеть страх: кара, назначенная ему, была по-язычески дикой, и Санджив молился, чтобы ему не дали дожить до утра.

Вначале пальцы его должны были размять в раскалённых щипцах, и Санджив понимал, что потом, лишившийся рук, он уже не будет нужен никому. Затем его, распятого, собирались подставить жеребцу.

Стражники, пересмеиваясь, обсуждали подробности экзекуции, из чего следовало, что весь дворец будет рад понаблюдать, как превратится в кровавые ошмётки неугодившее махарадже мясцо.

Ступая обнажёнными ногами по плитам, раскалённым дневным солнцем, Санджив старался держать голову так, чтобы волосы падали на лицо, и то и дело стрелял глазами по сторонам.

Он не питал тщетной надежды на побег. Но он знал, что другого выхода у него нет. Или сбежать — или превратиться в калеку, в груду мяса, которая не сможет ни сопротивляться, ни убить самого себя.

Именно в такое мгновение, когда его проводили сквозь один из дворов, Санджив бросил быстрый взгляд на фонтан, чьи струи сбегали по стене — а вместо этого увидел двоих женщин, устроившихся на подушках. С одинаковыми чёрными волосами. У одной было круглое лицо, украшенное сурьмой, но Санджив почти не заметил её. Другая, более гибкая, с точёным лицом и небрежными завитками волос, бесстыдно рассыпавшихся по плечам, смотрела на него чёрными усталыми глазами.

Дома, там, откуда пришёл Санджив, чёрные глаза считали глазами ночных духов. Они затягивали в себя, лишали контроля. И эта, сидевшая перед ним, была лучшей из возможных представительниц народа теней.

Тычок под рёбра заставил Санджива сделать очередной шаг, и он поспешно ступил вперёд.

На губах заиграла улыбка. Красивое лицо с тонким чувственным носом и бледно розовыми губами всё ещё стояло перед его мысленным взором. Санджив подумал, что видя перед собой это лицо, умереть будет легко.

— И куда мы так спешим? — Маэндра перехватил Дашан, едва шенапати пересекла очередные ворота. Фигура пленника давно исчезла вдалеке, но Дашан следовала по пятам, будто привязанная, сама до конца не зная, что станет делать, когда догонит его.

Дашан не ответила другу. Не нашла слов. Только посмотрела на Маэндру обречённо, послала ещё один взгляд вдогонку

Дашан снова двинулась вперёд — и Маэндра пошёл за ней.

Несколько дворов, в которых постепенно начинали собираться гости, они миновали в молчании. От Маэндры не укрылся больной взгляд девушки, устремлённый вперёд. Его Дашан была не из тех, кто легко терял голову. На памяти Маэндры такое случалось всего дважды: раз из-за арабского жеребца и раз из-за трофейного меча.

— Я его хочу! — выдохнула Дашан, подтверждая самые опасные подозрения спутника. Она ткнула вперёд, и Маэндра присвистнул, проследив направление её пальца. Там, в центральном дворе, как раз начиналась экзекуция: пленника подвели к колодкам и теперь фиксировали руки.

— Дашан, а ты уверена, что не одержима? — поинтересовался Маэндра. Особой религиозностью он не страдал, но для порядка должен был спросить. И тут же, поясняя свою мысль, продолжил: — Это - демон-с-гор. Он проник во дворец и пытался выкрасть дочь махараджи.