Перед глазами – отец. Его лицо искажено яростью, жилы на шее набухли, как канаты. Он хватает мать за горло, сжимает так, что ее ногти тут же впиваются в его запястья, оставляя кровавые полосы.

– Ты растишь из него слабака! Тряпку!

Он хватает ее за горло ее глаза расширяются, губы синеют. Она хрипит, пытается говорить, но пальцы отца сжимаются еще сильнее.

– НЕТ! МАМОЧКА!

Алессандро бросается вперед, цепляется за руку отца, но тот, не разжимая хватки, бьет его кулаком в лицо. Мальчик падает, кровь тут же наполняет рот – он прикусил губу. Голова звенит, в глазах темнеет.

Мать хрипит, ее пальцы судорожно бьют по рукам мужа, но он не отпускает. Ее лицо становится багровым, глаза выкатываются, слюна капает на подбородок.

– Посмотри на нее! – отец шипит, наклоняясь к Алессандро. – Это твоя вина! Ты заставляешь ее меняться!

Вдруг – хруст. Мать издает странный, булькающий звук. Отец наконец разжимает пальцы, и она падает на колени, давясь кашлем, изо рта течет слюна с кровью.

Алессандро ползет к ней, но отец хватает его за волосы, заставляя встать.

– Ты – мужчина. Ты – мой наследник. Ты не имеешь права на слезы.

Он срывает с себя ремень. Кожаный, толстый, с массивной пряжкой на конце.

Первый удар обжигает спину, будто раскаленный прут. Алессандро кричит, но отец бьет снова. И снова. Пряжка разрывает кожу, кровь тут же проступает, заливая рубашку.

– Будешь ныть? Будешь слабым? Я выбью это из тебя!

Мать пытается встать, тянется к нему, но отец бьет ее ногой в живот. Она падает, хватаясь за пол, но он наступает на ее пальцы, давит – хруст костей, ее крик.

Алессандро рвет вперед, но отец хватает его за шею, прижимает к стене.

– Смотри! Смотри на нее! Ты хочешь быть таким же жалким?

Мать лежит на боку, держится за живот, изо рта у нее течет кровь. Ее глаза встречаются с его взглядом – в них столько боли, столько ужаса… и любви. Даже сейчас.

– Про…сти…– шепчет она.

Отец бьет его снова. Пряжка попадает по виску – мир взрывается белой болью. Алессандро падает, кровь заливает глаза. Последнее, что он видит перед тем, как сознание гаснет – отцовские туфли, приближающиеся к матери…

Алессандро застыл перед портретом. Он больше не тот мальчик. Но боль никуда не делась. Она жила в нем. И хотя воспоминания давили грузом, теперь он понимал их истинную цену.

Жесткие уроки отца – ремень и унижения, где каждый шрам был экзаменом на право носить их фамилию. Тот самый "холодный взгляд", который когда-то пугал, теперь жил в его собственных глазах – и Алессандро был благодарен за этот дар.

Он прошел по мраморной лестнице, каждый сантиметр этого дворца был частью его закалки. Даже теперь, когда его лоферы звонко стучали по мрамору, он слышал эхо отцовских слов: "Ты не идешь по коридору. Ты утверждаешь свое право здесь ходить."

Кабинет Дона Висконти, главы клана «Nostra Ombra», встретил его густым, почти осязаемым ароматом кубинского табака, смешанным с терпковатым запахом векового красного дерева, пропитавшегося за десятилетия властных решений. Воздух здесь был плотным, словно насыщенным невысказанными угрозами и кровавыми обещаниями, которые висели тяжелее, чем дым от гаванских сигар.

Дон восседал в своем кресле из черненой кожи, сшитом по особому заказу во Флоренции, безупречно контролируя пространство вокруг себя. Его осанка, прямая , и властно сведенные лопатки выдавали в нем человека, привыкшего повелевать. Волосы, тщательно зачесанные назад, подчеркивали аристократические черты лица. Лишь несколько серебряных прядей у висков напоминали о возрасте, но скорее добавляли благородства, чем старили.