Иван пожал плечами. Потом отыскал на подоконнике керосиновую лампу и спички. В колеблющемся свете лицо его было скорое озадаченным, чем взволнованным.

- Да так… местные умруны, нечисть. Но вот скажите мне, Марианна, какого же черта вас, хрупкую городскую женщину, среди ночи на погост понесло?

- Умр… умруны??? Это что, привидения кладбищенские? - она не верила своим ушам. И это говорит ей мужик, живущий в двадцать первом веке в Москве? - Вы серьезно?

- Вполне. Умрунами тут называют «беспокойных» покойников. Не лежится им в могилах, бродят по ночам, иногда опасными становятся - на людей нападают, кровь, даже говорят, пьют… Хотя лично я не проверял, а фактов нет. Зря, конечно, я вас не предупредил о том, с чем тут можно столкнуться. Просто не думал, что вы ночью отправитесь на могилы любоваться. Помните наш разговор о том, почему я не люблю ночевать в местных деревнях? А вот поэтому и не люблю. Можно в это верить, можно не верить, но пакости всякой в этих местах водится немало. Я, когда первый раз столкнулся, тоже думал - почудилось.

Мари села на кровать. Привиделся ей или нет горбун без лица? И эти визг и хохот? И черные тени, глумливо скачущие по могилам? Если бы кто-то сказал ей, что видел и слышал нечто подобное, она бы тут же решила - выдумка. Страшилка для детишек на ночь глядя. Но она сама была там. И это - не порождение её страхов, потому что никакого страха она не испытывала. Тогда что это было? Может быть, она просто спит?

Она украдкой ущипнула себя за предплечье - больно. Это не сон.

- Иногда мне кажется, - продолжал Троицкий, прикручивая фитиль лампы, чтобы не коптил, - что вся эта нечисть концентрируется в этих краях именно из-за того, что в неё верят. Тут ведь ни церквей, ни часовен поблизости нет, даже язычество, и то - в какой-то маловразумительной форме, но сохранилось. При советской власти были, конечно, колхозы и совхозы, да только население тут, как я уже говорил - бирюки. Работали на власть из-под палки, жили за счет своего хозяйства, варились в собственном соку. Ну и, конечно - темнота, суеверия…

Мари посмотрела на Ивана с сомнением. Из его слов выходило, что все эти ужасы порождены воображением поколений местных жителей. Неубедительно как-то…

- Да и какое нам до них дело? - вздохнул Троицкий. - Мы приехали и уехали, а они тут с этим испокон века как-то живут. Привыкли. В лесу - лешаки, В реках - водяные, в домах домовые и игоши…

Заметив вопросительный взгляд женщины, он пояснил:

- Игоши, это такие маленькие домашние умруны, только безвредные. Души умерших некрещеных и не получивших имени детей. Их теперь ещё барабашками принято называть.

- Как - детей?... - подскочила Мари.

- А так, в деревнях ведь до сих пор смерть младенца - дело обычное. Их порой и на погосте не хоронят - слишком хлопотно. Зароют в огороде или в погребе, и вся недолга. Вот они и приживаются в домах. Вреда от них нет, только шумят иногда, шалят.

Марианна почувствовала, как у неё по спине пополз холодок. Похоже, шуршали и чихали - не крысы. И эта мысль напугала её сильнее, чем то, что произошло на кладбище.

- Ох, зря я вам это сказал, - нахмурился Иван, следя за выражением её лица. - Просто примите как данность, что тут свой мирок, и мы в нем - чужаки. Сотни, а то и тысячи лет так было и долго ещё будет. Это их жизнь, их страхи и их чудовища. Мы - лишь случайные гости.

- Я понимаю, - согласилась Мари. - Надеюсь, что на Шаман-горе ни с чем подобным не столкнусь.

- Я тоже на это надеюсь. Впрочем, местные говорят, что там тихо стало. Старый шаман то ли умер, то ли куда-то делся. Вот с тех пор и тихо.