- А что, там действительно жил шаман? - Марианна до этого как-то не задумывалась, откуда пошло название места, куда она так стремилась.

- Да, жил. Поэтому и считалось это место «нечистым», ведь шаманство - достаточно экзальтированное и в чем-то даже бесовское действо. Вот местные от нехристя и старались держаться подальше. Только если припекало - тайком на поклон бегали. Они тут все больше русскими, православными себя считают, хотя народов, кроме русских, намешано неизвестно сколько. А шаман остякский был.

- Остякский?

- Ну да. Сейчас остяков хантами называют. Но раньше этот народ был куда шире распространен, чем нынешние ханты. Потом часть обрусела, часть была записана татарами или башкирами, а те, кто посевернее - хантами. Впрочем, я не этнограф и не историк. Так - краем уха слышал, краем глаза видел…

За тусклым, давно немытым окошком стало, вроде бы, чуть светлее. Иван понимал, что после пережитого потрясения, Марианна вряд ли сможет уснуть. А может быть, это и к лучшему - ведь ей три следующие ночи нужно провести на горе одной. Если решится, конечно - после всего этого. И лучше будет, если её сморит усталость. Впрочем, и путь им предстоял неблизкий. Неблизкий и непростой.

А ещё она так и не ответила на вопрос, зачем ей приспичило отправиться на прогулку ночью, да ещё в столь неподходящее место. И сам он хорош - не углядел, не предостерег. Хорошо ещё, что вовремя успел.

То, что Марианны нет в доме, Троицкий обнаружил почти случайно - ему тоже не спалось и захотелось курить. Вышел во двор, заметил на колоде для колки дров белеющую пачку дорогих сигарет. Принадлежать они могли только одному человеку.

В пристройке, куда он, боясь выглядеть назойливым, заглянул через окошко, было тихо. И в темноте ему показалось, что полог кровати откинут, а постель пуста. Вот тогда он и забеспокоился. Зашел и убедился - женщины в доме не было. Тогда он и отправился на её поиски, проверяя в первую очередь самое нехорошее место. А опоздай он хотя бы на минуту?

Внезапно в углу что-то зашуршало. Мари вздрогнула и напряглась. А вот - словно монетка покатилась по полу, но ничего не видно. Да и откуда взяться этой монетке?

- Игоша? - спросила она помедлив.

- Или домовенок. Или ещё какая волосатка. Это в больших городах дома почти всегда пустые и безжизненные. Не бойтесь, тут безопасно. Это я вам точно говорю. Пусть озоруют.

- Да, пусть. - Она улыбнулась. Ивану было приятно смотреть, как она улыбается - вначале поднимались уголки губ, а затем слегка прищуривались глаза-вишни. - И вообще - надо спать, иначе завтра будем, как сонные мухи, - добавила она спокойно, словно не натерпелась недавно жути.

Это был сигнал к тому, что ему пора идти - в горницу, где Пантелей постелил мужикам на полу около окна. Сам хозяин храпел в закутке около кухни - в чем-то вроде гардеробной, где должна храниться зимняя одежда всей семьи. Да какая вся - зипун да телогрейка, вот, что там было. В самый раз постелить, чтоб бока на полу не отлежать. А Варвару устроили с комфортом - в хозяйской опочивальне.

Осторожно переступая по скрипучим половицам, Иван вернулся в горницу и растянулся на спальнике. За окнами начинали робко чирикать первые ранние пташки, над головой цокали ходики и кисло пахла стоящая за шкафом бражка… Марианна права, нужно хоть немного поспать. Он не видел, как в темноте из-за ситцевой шторки за ним следили сверкающие от ревности глаза.

***

Значит, она не ошиблась - у них с этой богатой сучкой роман… Варвара закусила губу и прижалась лбом к дверному косяку.

Как же все они падки на внешний блеск и мишуру. Увидят куклу с красивой фигурой и мордочкой, накрашенной дорогой косметикой, и тут же делают охотничью стойку. И ладно бы все было, как всегда - Варя знала, что Троицкий не монах и не евнух, но к его скоротечным связям привыкла относиться как к чему-то мимолетному и временному. Не та баба, так эта - какая разница, если они для него всего лишь эпизоды. В подсознании у неё продолжала оставаться надежда, что когда-нибудь он наконец поймет, что не яркие перышки и ужимки главное. Куда важнее, когда тебя чувствуют, понимают, и готовы ради тебя на все. Она верила, что настанет момент, и Иван увидит её истинную, не такую, какой она и сама себя ненавидит - бесцветные маленькие глазки под бесцветной челкой, слишком густые брови, широкие скулы. Под всем этим она - иная.