До общежития мы не дошли, нас вернули с полпути в управление. Либерзон послал дежурного. Мы с Саввой срочно для чего-то понадобились. Бурно выражая свое недовольство, мы повернули назад. До управления было полчаса ходу, пока шли, наше недовольство потихоньку испарялось и когда прибыли, нас интересовало только то, чем нас собрался озадачить Либерзон.

В кабинете у него сидела женщина, нахохлившаяся как курица. Одежда небогатая, очевидно из мещан, лицо смуглое, будто недавно прибыла из южных краев. Но такое невозможно, мещане к морю не ездили. Да в эти времена никто не ездил. Женщина на нас не смотрела и более подробно рассмотреть ее не удавалось. Тут заговорил Либерзон.

– Вот, что товарищи, вы сегодня хорошо поработали и заслужили награду, но тут дело срочное образовалось. К нам пришла товарищ Мария Кропотина, и сообщила, что к ней в дом постучался один человек, который сообщил, что есть важные сведения для начальника ВЧК. Сам он прийти сюда не может, поскольку ранен, а сведения надо передать немедленно. Поэтому вам надлежит проследовать за ней и выяснить, что же такого интересного, нам хотят сообщить.

Женщина поднялась и вышла из кабинета, мы с Саввой последовали за ней. Приказ получен, надо выполнять, но не успели мы выйти из кабинета, как услышали оклик Либерзона.

– Максим! Задержись на минуту!

Я остался в кабинете, остальные вышли.

– Ты, вот что, Максим… – тут Либерзон замялся. – У тебя револьвер с собой?

– Да, – удивленно ответил я, – и у Саввы тоже…

– Это хорошо, – быстро заговорил Либерзон. – Вы оба враз в дом не заходите. Что-то не нравится мне эта дамочка… Возможно засада. Если что, – стреляйте, прибежит патруль. Короче, будьте начеку…

Я кивнул и вышел. Дамочка действительно странная, лицо от нас отворачивает и не разговаривает. Махнула рукой, дескать: идите за мной, и ни слова больше. Снег под ногами хрустит, темно уже вокруг и слова Либерзона про засаду не идут из головы. Пихнул Савву локтем…

– Ты в дом не заходи, – тихим шепотом говорю, чтоб эта не услышала. – Зайдешь, только если я позову. А если кто другой позовет, стреляй…

Хреновая ситуация намечается. Пока патруль прибежит, если вообще прибежит, меня успеют на фарш порубить. Хотя зачем им такие сложности, ведь могут обоих грохнуть на подходе к дому. Разыгралась у меня фантазия. Либерзон, черт старый, лучше бы молчал. Что с того, что у меня наган в кармане? Пока-то я его вытащу, а злодеям то только на курок нажать… Эх, Либерзон… Не будет у тебя заместителя. Расчувствовался я, чуть на слезу не пробило… А Савва идет и в ус не дует. Насвистывает что-то… Женщина, то есть товарищ Мария, не обернулась ни разу. Хоть бы в глаза ее бесстыжие посмотреть… Ведет, как баранов на заклание. Ну ладно, еще посмотрим кто кого… У меня вдруг злость появилась. Из худших передряг выбирался… Дорога длинная оказалась, уже окраина скоро. Тут во мне голос разума прорезался: с чего это я решил, что нас убивать будут? Мало ли, что Либерзону померещилось. Сейчас войду в избу и получу важные сведения от раненного красноармейца. Может к Павловску движется недобитая белогвардейская часть при полном вооружении, и надо поднимать гарнизон в ружье…

Ну вот, кажется, пришли. Женщина возилась у калитки, открывая хитрый замок. Я сжал рукоять нагана и взвел курок, входя вслед за ней в калитку. Савва, как мы и договаривались, остался на улице.

… Ну вот! Везут куда-то в санях… Руки и ноги связаны. Башка болит… ужас какой-то. Вот именно «башка». Была бы голова, сидел бы сейчас дома, чай пил… с баранками… Ох… Ладно еще сверху тулуп лежит, а то замерз бы уже. А может, так было бы лучше? Кто-то говорил мне, что смерть от переохлаждения самая легкая. Ничего человек не чувствует… А я вот чувствую: башка болит, просто спасу нет. Здорово по ней шарахнули. Едва только шаг сделал за калитку, как на тебе… Даже в избу зайти не дали. Нагана в кармане нет. Умные… Хотя со связанными руками его все равно не достать. Неужели Савву тоже того… В телеге я один, это точно. Ох, Савва… Выстрелов я не слышал, везут меня не спеша. Ладно, не буду думать о плохом. А о чем думать? Надо трезво оценить обстановку. Обстановка такова: я связан, лежу в санях и меня куда-то везут. Вокруг темнота, но это от того, что я накрыт тулупом с головой, может быть уже утро. Нет, еще ночь и мы на дороге одни. Поскольку возница спокойно сидит впереди от меня, лошаденка явно одна и трусит не спеша по наезженной санной дороге. Вот и вся обстановка.