Мои маршруты всегда проходили через старинные улочки, где притаились маленькие антикварные магазинчики. Их витрины манили меня своими сокровищами: тут старинная фарфоровая чашка, там – пожелтевшая фотография начала века, а вот и то, что я особенно люблю – винтажные заколки. Каждая такая находка – как маленькое приключение. Однажды я провела почти час, рассматривая коллекцию брошей, пытаясь представить, какие истории они могли бы рассказать, если бы умели говорить.

В этих магазинчиках время словно останавливается. Хозяева, как правило, люди особенные – они знают историю каждой вещи, могут часами рассказывать о том, как менялся стиль, мода, вкусы. Я люблю слушать эти истории, представлять прежних владельцев, гадать, какие события могли быть связаны с той или иной вещью.

Во время таких прогулок я часто останавливаюсь в маленьких кофейнях, чтобы согреться горячим чаем или кофе. Наблюдаю за людьми, слушаю их разговоры, подмечаю детали – как они сидят, что заказывают, о чём говорят. Это помогает мне лучше понимать людей в нашем кафе, находить с ними общий язык.

А ещё я люблю фотографировать город в это время года – как листья кружатся в воздухе, как солнечные лучи пробиваются сквозь тучи, создавая причудливые узоры на асфальте. Эти снимки я потом распечатываю и развешиваю в кафе, создавая особую атмосферу уюта и тепла.

В такие моменты я особенно остро чувствую связь времён. Позже я все-таки отправилась куда и планировала.

Небольшая мастерская находилась в подвале торгового центра. Когда я вошла, молодой мастер с пронзительными карими глазами и небрежной двухдневной щетиной поднял голову от своего рабочего места. Его жилистые, покрытые мелкими царапинами руки с ловкостью хирурга продолжали осматривать мои туфли, аккуратно ощупывая каждый сантиметр кожи.

В мастерской было тихо и уютно, приглушённый свет лампы создавал атмосферу тепла, а воздух пропитал запах кожи и обувного крема. На фоне тихо играла джазовая мелодия, придавая моменту особое очарование.

В углу мастерской виднелись аккуратно расставленные инструменты, отполированные до зеркального блеска. Каждая отвёртка, каждый молоточек лежали на своих местах, будто солдаты на параде.

Это упорядоченное совершенство невольно заставило меня задуматься – насколько же разными бывают люди. В моей сумке царил привычный творческий хаос, а здесь каждый предмет излучал почти фанатичную преданность своему делу.

«Интересно, он и в жизни такой же педантичный?» – промелькнула мысль, пока я наблюдала, как его пальцы, покрытые тонкой паутиной шрамов – немыми свидетельствами многолетнего ремесла, – бережно ощупывали повреждённый каблук.

– Тут требуется замена каблуков. Второй принесли? – его голос прозвучал неожиданно мягко для таких рабочих рук.

Когда наши пальцы случайно соприкоснулись при передаче туфли, по моей спине пробежал электрический разряд. Это было смешно – мне двадцать семь лет, а я краснею как первокурсница на первом свидании! Но тело будто вышло из-под контроля: щёки горели, ладони внезапно вспотели, а в груди поселилась странная тревожная радость, похожая на предвкушение перед аттракционом.

Я украдкой изучала его профиль при свете лампы – прямой нос с едва заметной горбинкой, тёмные ресницы, отбрасывающие тени на скулы, упрямый подбородок с ямочкой. Совсем не модель с обложки, но в этом было какое-то облегчение. Совершенство всегда пугало своей недоступностью.

«Боже, что со мной? Это же просто мастер по ремонту обуви!» – я мысленно корила себя, но сердце продолжало выбивать ритм самбы. Особенно когда он поднял глаза – карие, с золотистыми вкраплениями вокруг зрачков, словно осенние листья в лесном ручье. В них читалось профессиональное внимание, но в глубине таилось что-то ещё…