Рихси опоки пошла следом за ней и войдя во двор Мехри опа, нагнулась над ней.
– О, Аллах! Что же делать? Она же не дышит! Зови нашего Бурибая, он ветеринар, пусть посмотрит её, – зачем-то толкнув Зухру, громко сказала Рихси опоки.
Вскоре, Зухра вернулась с мужчиной лет тридцати пяти, довольно грузным, плотным, невысокого роста, в тюбетейке и в старом, сером костюме, с саквояжем в руках.
– Бурибай, укажон, посмотри её, только бы она была жива, Аллах милостивый и милосердный, она ещё так молода, – причитала Рихси опоки, хлопая Бурибая по плечу.
Рихси опоки в махалле уважали, хотя она и не была самой старой или старшей среди всех, но женщина когда-то работала в райисполкоме, не Бог весть кем, но о профессии речи не шло, престиж или само название райисполкома, вызывало некое чувство страха и уважения. Бурибай положил саквояж на топчан и нагнулся над Мехри опа, пощупав ей пульс, приоткрыл поочередно глаза. Потом вытащил из саквояжа бутылёк и вату, намочив, сунул под нос женщине.
– Она жива? Бурибай акя? – испуганно спросила Зухра, раздражая своим нетерпением, когда все были сосредоточены.
– Что скажешь, укяжон? – всё же спросила и Рихси опа.
Тут Мехри опа резко вздохнула и открыла глаза, с недоумением взглянув на Бурибая.
– Слава Аллаху! Она жива… – воскликнула Зухра.
– Мехри? Как ты, сестра? Что это с тобой? А, Бурибай? Что случилось? Почему она была, словно мёртвая? – спросила Рихси опоки.
– Я думаю, был сердечный приступ. Но лучше позвать доктора, я лишь доктор животных, – закрывая саквояж, ответил Бурибай.
– Зухра, беги в поликлинику, позови нашего доктора, пусть посмотрит Мехри. С сердцем лучше не шутить, иди, дочка. А ты, Бурибай, не торопись уходить, побудь рядом с ней, мало ли что… – сказала Рихси опоки.
Зухра, кивнув головой, побежала к калитке и вскоре скрылась за ней, Бурибай грузно уселся на топчан, вытирая шею и лицо платком.
– На-ка вот, попей воды, Мехри. С чего это вдруг сердце у тебя? Может понервничала из-за чего, а? Шакир где? А дети? Рядом с тобой никого нет, что ли? – спрашивала Рихси опоки, оглядываясь по сторонам.
– Спасибо Вам, Рихси опоки, и Вам спасибо, Бурибай, сама не знаю, с утра у меня было недомогание, потом вроде и уснула, – ответила Мехри опа, чувствуя неловкость от того, что побеспокоила таких уважаемых и занятых людей.
– Конечно недомогание, ты ж отдыха не знаешь, с утра и до ночи на ногах. Ты уже не такая и молодая, нужно себе и отдых давать. Я ведь тесто поставила, пойду, посмотрю и позже вернусь. А ты, Бурибай, дождись нашего доктора, не оставляй Мехри одну, я скоро… – сказала Рихси опоки, шаркая старыми калошами, на пару размеров больше своей ноги и уходя к калитке.
– Так у меня же работа! – воскликнул было Бурибай, но Рихси опоки махнула рукой и не оборачиваясь, ответила:
– Работа никуда не убежит, я сказала жди!
Тяжело вздохнув, мужчина вновь вытер лицо и шею и посмотрел на Мехри опа.
– Бурибай, Вы идите, мне намного лучше, правда. Работа ждать не станет, идите, – сказала Мехри опа.
– Неееет, я не могу ослушаться Рихси опоки, при всём моём уважении к ней, так нельзя. Узнает, что я Вас оставил, не одобрит, я её знаю, – ответил Бурибай.
– Ну тогда я чай поставлю, что ли… в самоваре вода оставалась, я сейчас, – сказав это, Мехри опа поднялась, но тут же побледнев, опустилась на топчан.
– Прошу Вас, Мехри опа, Вам не стоит делать резких движений, я чай дома попил. А Вы, вот, лучше полежите, пока доктор придёт, – сказал Бурибай, поднимаясь с топчана.
– Да разве ж… можно лежать… перед мужчиной… Бурибай? Сама не пойму, что это со мной. Никогда такого не было… а мой сын в ТашМИ поступил… на врача учиться будет. У нас в махалле свой доктор будет, – слабым голосом, но с некой гордостью сказала Мехри опа.