– Что это со мной? Всё, я в порядке.. успокойтесь, дети. Отцу ничего не говорите, – тихо говорила Мехри опа.

– Мехри опа, простите меня, мне за сына обидно стало, не ведала, что говорю. Они ведь и правда, просто стояли рядом… ну, я пойду? Мужчинам ужин готовить надо, Мумин на рынок поехал, может и пришёл уже, – собираясь уходить в сторону дувала, сказала Зухра.

– Пусть крышка казана, как была закрытой, так закрытой и останется (поговорка), не стоит тревожить и мужчин, не хочу, чтобы между ними и нашими детьми был разлад. Не было ничего этого, поняла? – присев на топчане, держась за руку сына, произнесла Мехри опа, строго взглянув на Зухру.

– Да, поняла. На ужин приходите, Мумин мясо принесёт, плов приготовить хочу, – с подавленным видом ответила Зухра и наконец ушла через калитку в дувале к себе домой.

– Не будет уже, как раньше, ничего уже не будет, как раньше. Мелкие разговоры несут разлад и соседи слышали её крики… что же делать… – растерянно пробормотала Мехри опа.

– Ойижон, не думайте об этом. Я мужчина и сплетни меня не трогают. Всё будет хорошо, Вы только себя берегите, – ответил Эркин.

– Теперь и к Гули никто не посватается, после всех этих разговоров. И так парней почти нет… – Мехри опа встала с топчана, поправила платок на голове и странно посмотрела на дочь.

– Ужин готовить нужно… скоро отец с работы придёт. На верёвке мясо висит, осторожно развяжи марлю, посмотри, нет ли на мясе личинок мух, промой хорошенько, ужин готовь, – сказала Мехри опа, с задумчивым видом глядя мимо дочери.

– Что готовить, ойижон? – спросила Гули, сняв с веревки кусок мяса, потемневший на воздухе.

– Что готовить? С огорода принеси болгарский перец, приготовим фаршированный перец, картошку почистить надо, лук и две моркови, – ответила Мехри опа.

– Ойижон, Вы отдыхайте, Гули сама всё приготовит, ещё рано, время есть. Вам было плохо… может и правда доктора вызвать? – спросил Эркин, глядя на бледное лицо матери.

– Я хорошо себя чувствую, сынок, не волнуйся. Гули, давай я мясо мелко порежу, Эркин, неси доску и нож, тут присяду, – залезая на топчан, сказала Мехри опа.

Она всегда была трудолюбивой, всегда была спокойной и решения принимала правильные. К ней и соседи часто заходили за советами, помогала, как могла и не только словами. Многим давала вещи, которые становились малы дочери и сыну, кажется, сама всегда носила одно и то же платье, одну и ту же кофту, а зимой, ватную безрукавку из чёрного бархата и калоши, даже если редкими случаями, она вдруг ходила в гости. Но всегда была чисто и опрятно одета, даже в старых вещах.

Именно в эту минуту, Эркин вдруг подумал, что мать провожала его на фронт в этом платье. Парень подумал, что завтра попробует устроиться на работу санитаром в больнице, в свободное от учёбы время и на первую зарплату, непременно купит матери новое платье и обувку.

Вечером, с работы пришёл Шакир акя, с дыней в руках и двумя лепёшками.

– Гули? Неси отцу полотенце! – крикнула Мехри опа, взяв из рук мужа бумажный пакет с лепёшками и дыню.

– А ты чего такая бледная, жена? Болит чего? – поглядывая на жену, спросил Шакир акя.

– Нет, что Вы… что у меня может болеть? – стараясь улыбнуться, ответила Мехри опа, поливая водой на руки мужа.

Улыбка не получилась, Шакир акя, взглянув на дочь, взял полотенце и вытирая руки, сел на топчан. Он заметил, что и у дочери, и у жены лица другие, в смысле, выражения лиц грустные, но подумал, что жена и впрямь никогда не жаловалась на недомогание, радуясь, что его Мехри всегда здорова и почти никогда не грустит. Шакир акя часто думал, что ему очень повезло с женой и ведь за все эти годы совместной жизни, он никогда не смотрел на других женщин, такое ему просто и в голову не приходило, а в своей жене он был уверен, как в самом себе. Преданные друг другу супруги, считали, что это норма жизни, остальное грех, считая, что они очень счастливы в браке.