Эркин, кивнув и попрощавшись, вышел в коридор, оттуда на улицу. Взглянув в сторону отделения эндокринологии, Эркин направился туда.

Открыв дверь морга, он прошёл по коридору, обложенному крупным белым кафелем и заглянув в проём, типа арки, увидел группу ребят. Они, окружив педагога, стояли над бетонной поверхностью, на котором лежал труп мужчины, тело было обнажённым и посиневшим, разрезанным для вскрытия от горла до паха. С одной из студенток стало плохо и её вывели на улицу. Неприятный, терпкий запах трупа и эфира, стоял в воздухе, педагог, показывая на раскрытую грудную клетку вскрытого трупа, громко объяснял тему урока. Среди студентов, Эркин увидел Карину у неё было бледное, сосредоточенное лицо, она внимательно слушала педагога и что-то быстро записывала в тетрадь.

– Привет! Потом дашь списать? – подойдя к ней сзади, прошептал Эркин в самое ухо Карины.

Вздрогнув, она обернулась и с недоумением посмотрела на него, словно удивляясь, что он может тут делать. Потом, словно вспомнив, кивнула головой.

– Привет! Хорошо, конечно… – ответила она, вновь записывая со слов педагога и разглядывая при тусклом свете лампочки потемневшие органы трупа.

Когда урок закончился, педагог попросил принести на следующее занятие отчёт о том, что они сегодня увидели и отпустив ребят, быстро вышел из морга.

– Что дальше? Какая сейчас пара? – спросил Эркин, выйдя с Кариной во двор.

– Химия, кажется… пошли в учебный корпус. Как Шакир акя? Мехри опа как? Гули? Я уже скучаю по ним, – с грустью улыбнувшись, сказала Карина, уходя к учебному корпусу.

– А по мне? По мне тоже соскучилась? – вдруг спросил Эркин и сам не ожидая от себя такой смелости, если не сказать, наглости.

Карина, резко обернувшись, строго посмотрела на него.

– Я очень уважаю их всех и благодарна семье Зухры опа, но прошу Вас, мы с Вами просто однокурсники. Не хочу давать повода для сплетен. Нам здесь ещё шесть лет учиться вместе, ведь Вас зачислили, если Вы ходите на занятия, верно? – спросила Карина, не торопясь идти дальше, поглядывая на ребят, что шли мимо них.

– Ещё нет, но надеюсь, что зачислят, а тебе, видимо, этого не хочется? – спросил Эркин, подняв голову и глядя на окна отделения эндокринологии.

– Честно? Мне всё равно! – ответила Карина и быстро пошла за ребятами.

Улыбнувшись, Эркин пошёл за ней, в её взгляде он видел, что она говорит неправду. Парень лишь раз в жизни был в близких отношениях с девушкой. И было это между боями, на фронте, когда глубокой ночью, настало затишье.

Тоня… Тонечка, он до сих пор не мог понять, почему она выбрала именно его. Ведь рядом было столько ребят, русских, почему же она выбрала его? Но каждый раз, вспоминая ту короткую ночь, по телу Эркина пробегали мурашки. Казалось, парень помнил каждое её прикосновение, каждый поцелуй горячих губ, нежный, но возбуждённый шёпот в ночи и её юное, такое красивое тело. В ту ночь, он стал мужчиной, а Тонечка стала женщиной… потом её не стало.

Боль пронзила Эркина, он помнил всех ребят, которых каждый день оставлял на поле боя. А в Берлине, многие ребята были близки с немками, не открыто, конечно, но он слышал, как они потом рассказывали об этом друг другу. А однажды, он услышал, как один из солдат, из офицеров, смеясь, рассказывал, что насильно взял совсем юную девушку, немку. Рассказывал смеясь, а Эркин готов был его ударить, еле сдержался. Принять то, что русский офицер мог насильно взять девушку, пусть даже немку, Эркин был не в силах и слушать об этом было неприятно.

А через два дня, эта немецкая девушка, то ли следила за своим обидчиком, то ли случайно так получилось, но она двумя выстрелами убила того офицера, что-то крича на немецком языке. В девушку тут же выстрелили и она упала замертво рядом со своим насильником, но на её лице Эркин увидел покой, что тогда очень поразило его. Говорили, война всё спишет, а как же совесть людей? Они выиграли такую страшную войну и опускаться до уровня врага, не имели морального права. Так считали тогда многие, шепчась, что тот получил по заслугам.