– Лаш в полном порядке, – процедил он сквозь зубы и хотел уже вновь обратиться к зрителям, но теперь ему помешала Исла.

Она вскочила с места и подбежала к ограждению балкона, прижала одну руку к груди, второй вцепилась в предплечье Шонатта и умоляюще посмотрела на него, захлопав длинными ресницами.

– А как же девушка? Ей не место среди воинов. Она выглядит такой хрупкой. Я впаду в уныние, если ей навредят. Это жестоко, заставлять ее драться. Вы разобьете мне сердце, если не прикажете убрать рабыню с арены.

– Боюсь, это невозможно, – с нажимом произнес Шонатт, пытаясь аккуратно освободиться от хватки Ислы.

– Вас совершенно не волнует, что вы огорчаете таким решением свою будущую супругу? – С места поднялся Стемгал, и взгляд его не предвещал Шонатту ничего хорошего, если тот посмеет расстроить его кровиночку.

С трибун донеслись недоуменные перешептывания: никому не нравился затянувшийся перерыв между боями. Рабы на арене переминались с ноги на ногу в напряженном ожидании. Надлис цеплялась за Алгода, а тот, в свою очередь, цветом лица все больше походил на покойника, губы его приобрели синеватый оттенок, и никакие рисунки уже не могли этого скрыть. Рэн предположила, что причиной тому стало ее появление. Она и сама ощущала теперь недомогание и боль в том месте, где была белая татуировка. Дракончик паниковал, не в силах объединиться с новым хозяином. Магии в Алгоде было ничтожно мало, и потому слияние с духом Жизни делалось невозможным. Да и не дала бы им Рэн пользоваться магией прямо тут, на глазах у тысяч зрителей. Она вообще пока не планировала отдавать Алгоду белого дракона, хотела заставить духа передумать и найти другого преемника.

– При всем уважении, – Шонатт начинал терять терпение. – Это моя арена и мои рабы, и именно я…

Но в который раз ему было не суждено закончить свою речь. Со стороны ворот, откуда обычно выходили рабы, донеслись жуткие крики. Створки дрогнули, будто по ним ударили тараном. Следом послышался надрывный вой, отдаленно напоминающий волчий, но куда более громкий. Он прорезал повисшую на трибунах тишину, оплел ледяными щупальцами страха сердце каждого человека и унесся в небеса. Постепенно заинтересованность и веселость на лицах зрителей сменились паникой: в том, кому принадлежал этот визг, сомнений ни у кого не возникло, слишком часто теперь люди сталкивались с одержимыми.

– Кажется, у вас проблемы, господин Шонатт? – ухмыльнулась Рэн, глядя на ничего не понимающего работорговца.

– Как?.. Невозможно… Клетки надежны… Падальщики не покидают своих постов, – забормотал он, бестолково озираясь по сторонам.

Тем временем створки снова дрогнули, в этот раз жалобно затрещав. Вой стал громче, к нему примешался рык и предсмертный человеческий вопль… Из щели под воротами вытекла кровь. Много крови.

–– Раз, два, – тихо считала Рэн, и ее дыхание вырывалось изо рта облачками пара, как на морозе, даже сквозь ткань маски, – три. – Она заглянула в глаза Шонатту, приблизилась и сказала так, чтобы никто больше не услышал. – Пришло ваше время, господин Шонатт. Вам стоило помнить, что однажды Смерть забирает каждого. Вы счастливчик. За вами я пришла лично.

Шонатт мигом растерял все свои надменность и лоск, отшатнулся, налетев спиной на балконное ограждение. Люди в ложе тем временем вскакивали со своих мест, но не торопились убегать, до конца пока не осознавая весь масштаб грядущей катастрофы.

– Ты, ты… Этого не может быть! – в отчаянии заорал Шонатт, выхватил меч. – Боги сдохли!

Рэн неопределенно пожала плечами и щелкнула пальцами. От туч над ареной начали отделяться голубоватые полупрозрачные силуэты. Друг за другом они по спирали устремились вниз. Параллельно одержимые продолжали ломиться в ворота. Стемгал схватил Ислу, и они бросились к выходу из ложи, за ним поспешили его люди. Прежде чем последовать за наместником, Рэн бросила Шонатту и его друзьям, столпившимся подле: