Быть может, дело в одержимых, которых заперли под землей?

Нет.

Тут что-то еще.

Занервничала даже драконица Рэнлы. Зверюга не то радостно, не то испуганно дала понять хозяйке – там и правда есть нечто необычное. Рэн, игнорируя пристальные взгляды стражников, охраняющих вход в подземелье, подошла чуть ближе, принюхалась. В нос ударил мерзкий запах немытых тел, экскрементов и сырости.

«Наверняка мерещится всякая чушь от нервов, – подумала тогда Рэн. – Там полно драконов, вот моя зверюга и тянется к сородичам».

Рэнла уже собиралась отправиться следом за остальными, но тут на лестнице показалась миловидная девушка-рабыня с очень нетипичной для Огненных земель внешностью. Жемчужные волосы и бледная кожа выдавали в ней северянку. Что забыло это нежное создание среди клеток с невольниками, оставалось лишь догадываться. Девушка замерла, заметив Рэн. Смерть снова принюхалась. Аромат северянки показался ей смутно знакомым. Скорее всего, они встречались когда-то в Элхеоне или… Точно! Так пахнет похоть. Так вот зачем эта милашка спускается в подземелья – развлекает бойцов. Что ж, ей не позавидуешь. Едва ли люди, которых годами содержали в невыносимых условиях и вынуждали без конца сражаться за свою жизнь, еще помнили о таких вещах, как нежность, сострадание или благородство.

Рэн бросила на девушку полный сочувствия взгляд и пошла прочь.

И только сегодня, когда Смерть сидела подле Стемгала в ложе Шонатта и наблюдала за поединками, все кусочки мозаики сложились воедино: и бесконечная тревога, и странное желание наведаться в подземелья, и показавшийся знакомым запах рабыни-северянки.

Не-е-ет… То была вовсе не похоть.

От девицы пахло Алгодом. Этот ублюдок умудрился выжить!

Рэн не сразу узнала в мужчине с разрисованным черной краской лицом преемника Жизни. Пусть он и выглядел внушительно на фоне прочих невольников, ему явно нездоровилось: глаза лихорадочно блестели, движения были какими-то заторможенными, будто ноги и руки плохо слушались своего хозяина, а еще ему не помешало бы набрать вес. Если бы тело Алгода Ансоута не состояло сплошь из литых мышц, которые сейчас бугрились от напряжения, чем несколько скрывали худобу, он бы легко сошел за умирающего. И без того светлая кожа его казалась прозрачной.

Рэнла не верила своим глазам, убеждала себя, что это просто не может быть правдой. Но белый дракончик развеял все ее сомнения – впервые за одиннадцать лет пошевелился. Рэн не могла задрать куртку и посмотреть, что он там творит – это привлекло бы ненужное внимание, – однако чувствовала слабую щекотку на левом боку. И Алгод, и дух Жизни были обессилены. От белого дракончика уже давно не исходило никакой магии, в Алгоде Рэнла тоже ее почти не ощущала. Если когда-то она чувствовала связь с ним, даже находясь на разных континентах, то сейчас ничего подобного и близко не возникло.

Рэнла все еще ненавидела и презирала его, а теперь ненавидела и белого дракончика, чей едва различимый, совсем слабенький голосок вдруг зазвучал в голове:

– Это он, это он, это он.

Как вообще подобное могло произойти? Как эта мразь очутилась здесь? Почему после всех бед, что Алгод принес Скрытому миру, дух Жизни продолжает указывать на него?

Рэн хотелось рыдать от злобы и бессилия, крушить все, что попадется под руку. Она боялась даже представить, что придется везти Алгода в Плерфаст к Логану и Даризу. А если быть до конца откровенной, она вообще не хотела его никуда везти. Желание оставить Алгода в Елкэше возобладало над всеми остальными эмоциями. Он заслужил такое существование. Заслужил рабский ошейник, кандалы и каждый удар плети, что обрушился на его спину за эти годы. Заслужил сдохнуть тут в мучениях, как умирали Отражения и все те люди, что стали жертвами Пустоты и ее армии Неверных.