Сирена тревоги зазвучала в здании, куда стекалась информация о состоянии пространства всего Содружества, еще раньше, чем на «Стремительном 412». Установленные вообще-то «на всякий случай» в обитаемых системах датчики не могли засечь незначительные искривления, те, что имели коэффициент больше одной сотой, ибо были настроены на значительно большие значения.

Засекай они все искривления в системе, например, до 3/7, центр был бы завален данными о постоянных перемещениях сотен и тысяч кораблей, а на поддержание активного сканирования даже одной системы в таком режиме уходила бы продукция не одного десятка фабрик синтеза «ВВСВЭ1».

Но в данный момент на главном пункте светились совершенно невразумительные цифры. В системе Грумбридж 1 (сокращенно от официального «Грумбридж 01618, пласт первый») был зарегистрирован нулевой прыжок колоссального объекта. Его линейные размеры во всех измерениях с 4-го по 10-е (считая, что время – 11-е) были совершенно неопределимы. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Но бездушные приборы продолжали упорно твердить об одном и том же. Более глубокий анализ говорил о большой удаче для жителей четвертой планеты этой системы: пройди эта аномалия на пару тысяч километров ближе к планете, и от столицы системы остались бы одни оплавленные воспоминания.

Прошло полчаса, и, составляя карту искажений, коллектив центра смог представить эту аномалию как поток элементарных частиц, возникший на неопределенном расстоянии и ушедший в вечность. Нет, они не утверждали прямо, что этот поток возник из ниоткуда, они стояли на том, что он возник в той части космоса, что никак не контролируется датчиками Содружества. Этот поток проявлялся во всех, в том числе и свернутых измерениях, при столкновении с материальными объектами от него в стороны расходились его небольшие части – те самые протуберанцы.

Конечно, это все являлось моделью весьма гипотетической, все эти слова о потоке – просто удобный в качестве первой версии результат мозгового штурма, призванного хоть как-то описать природу происходящего. Строго говоря, если бы это событие не зарегистрировали буквально все приборы (даже те, которые по всем расчетам никак не дотягивались до Грумбриджа 1), без всяких раздумий это отнесли бы к обыкновенной ошибке, например, в сетях передачи данных.

Но об этом не шло и речи, ведь даже обыкновенные планетарные телескопы любителей, что на второй и третьей планете вышли после работы посмотреть на небо, видели вспышку, ставшую результатом взрыва второго перехода.

Кстати, связи с самой планетой у них не было. Непонятно пока, что произошло сразу со всей орбитальной группировкой планеты, но… вероятно, от нее остались лишь горы космического мусора.

В углу большого кабинета почти все это время просидел на корточках, сжав голову руками, Филипп Рудковский. Он был человек совершенно не от мира сего. Но, как водится, гениальный физик. Без преуменьшений. В той яичнице, которой являлся его мозг, не было нейросети2, так как было совершенно невозможно подобрать для него ее конфигурацию.

Мне кажется… Я уверен, что это связано с теми находками… Помните, те, что с Глизе 338, с четвертого пласта! Там… Там нужно, нужно мне… Туда! Это… В общем, я уверен, это, видимо, связано с теорией бифуркации параллельно-различных вероятностных связей!

Глава центра, до этого момента что-то усиленно высматривающий на экране, переглянулся со своим помощником. Они знали об «особенностях» Филиппа и держали его тут именно для отслеживания вот таких озарений. Уже не раз по его сумбурному «запросу» создавались научные группы и отправлялись экспедиции, и заканчивались они обычно феноменальным успехом. Нет, не всегда. Далеко не всегда. Но, так скажем, КПД у него был всяко больше, чем у кого-либо другого.