– Можете сообщить мне, где я, товарищ лейтенант? Что-то не припомню я у нас таких больничек.

– Это объяснимо. Вы сейчас в Годхурсте, во временном госпитале на -7 ярусе. После от взрыва второго перехода очень много пострадавших, поэтому так. У вас же, помимо страшного облучения и выгорания нейросети, были обнаружены и осколочные ранения. Именно об этом я и хотел поговорить.

– Годхурст? Это в Германии? И как наши «заклятые друзья» «орка» к себе пустили, интересно? – ехидно спросил я.

– Что, простите? По моим данным нарушений в работе мозга у вас нет. Кончайте придуриваться. Что вообще такое «Германия»? Нет в освоенном космосе таких планет нет…

– Кхм, кхм… ладно, как скажете, – изрядно озадаченно ответил я, – что вас конкретно интересует?

– Как вы могли получить эти повреждения и как вы умудрились использовать экспонат, которому больше 2 с половиной веков для полета, кто вам разрешил это делать?

– Какой экспонат, товарищ лейтенант?

– Ну как какой, с борта второго перехода вы взлетели на, как его, а, вот, «истребителе-бомбардировщике» еще докосмической эры. Ну, мы пологаем… Его как раз в местный музей привезли, 270 лет штучке было! Вы ее зачем-то разбили. Ой, то есть, простите, мы вас в этом не упрекаем, все-таки вы спасали свою жизнь!

– И жизнь своего товарища… – буркнул я.

– Что, простите?

– Со мной был мой… друг, но он погиб до моего катапультирования. А откуда осколки я, честно, сам не знаю. Скажу как на духу, не припоминаю ничего из сказанного вами. – совершенно не соврал я этому умалишенному лейтенанту.

– Как не помните? Хотя, может, это последствия сгоревшей нейросети… Кстати, замечательно… Ой, в смысле, очень необычно, да, она у вас сгорела… Вот так, бесследно прямо… Только вашей биометрии у нас почему-то нет. Вы с отдаленной низкоразвитой колонии, наверное? Эти остолопы иногда надеятся только на данные с сети, совершенно игнорируя закон Содружества № 875.3 об обязательном дубли…

– Простите, лейтенант, но я и вправду мало что понимаю. Ну хорошо. Сколько я провалялся в отключке, какое сейчас число?

– Недолго, два дня всего.

– А можно точнее? Если честно, со всем этим делом, – я обвел комнату глазами, показывая, мол, «вот это вот все, товарищ лейтенант», – я и не помню, какое число было до этого.

– Ну, если быть точным, товарищ, ээ… ладно… то сейчас семнадцать часов сорок три минуты и пятьдесят две, нет, уже пятьдесят три секунды по общему времени, пятое мая две тысячи двести девяносто первого года. Вторник.

– М-да, с вами все хорошо, ээ… Кравцов? – едко спросил я.

– Да, вполне, спасибо! – ничего не замечая, ответил он.

«Сюр полнейший, я бы сказал, да еще и какой феерический…» – пробубнил я себе под нос и лег обратно на кушетку, закинув руки за голову. «Ну что, повеселимся, раз уж выдались такие веселые галлюцинации» – добавил еще тише и, решив играть по правилам, предлагаемым моим хромающим на обе ноги сознанием, начал проходить первый квест «легализация». Решив, что раз на дворе без малого XXIV век, то эра тут космическая, я отряхнул навыки «капсулера» и трушного ролеплейщика завел шарманку:

– Хорошо, товарищ лейтенант, я вам безусловно верю. Вероятно, меня постигла незавидная участь, как вы сказали, выгорания, кажется, да, нейросети и память мне отшибло здорово. Я мало что помню. В общем-то только то, что я Александр Александрович Фрязский и то, что жил я действительно в глубоком захолустье. Вы не поверите, но даже простейшие блага цивилизации у нас в дефиците были. Представляете, даже сеток почти ни у кого не стояло, все пользовались компьютерами на кремниевых чипах. Без преувеличения – каменный век! Вот только не судите строго, название этого мира выветрилось у меня из головы совершенно.