– Я знаю это место, – прошептала Варя, её голос дрожал. – Оно за старой аллеей, там, где лес начинает гудеть даже в безветренную погоду.

Артём почувствовал, как в груди растёт напряжение. Как будто что-то в нём давно хотело туда попасть. Как будто часть его уже там.

Он сжал кулаки.

– Мы пойдём туда.

– Сейчас? – Варя вскинула брови. – Это может быть ловушка. Или проверка.

– Я должен знать. Кто я. Почему эта книга узнала меня.

Он поднялся, огонь свечи на миг окрасил его лицо зелёным, и Варя впервые заметила: в его зрачках будто мелькнула тонкая, почти невидимая серебристая черта.

Она тоже встала.

– Ладно. Но мы будем осторожны. Это не просто прогулка в лес. Это – обряд. И, возможно, нас уже ждут.

Книга захлопнулась сама собой. И комната вновь наполнилась тишиной – не пустой, а наблюдающей.

Глава 12 Кто боится прошлого

На следующее утро Артём чувствовал себя так, словно его вынули из сна и не вернули обратно. Мир вокруг будто стал тяжелее: звуки – глуше, краски – тусклее, даже воздух – плотнее. Он ощущал, как тянет в груди – как зов, идущий из глубины книги, из леса, с той самой страницы, где значилось имя, не его, но будто вписанное в самую суть.

После занятий он и Варя встретились у библиотеки. Она держала в руках два пергамента, будто до последнего момента пыталась отвлечься, но по её виду было ясно: она тоже не спала.

– Готов? – спросила она тихо.

Артём кивнул. Они молча направились к старой части здания, туда, где располагался кабинет профессора Зиновьева.

За массивной дверью пахло пылью, чернилами и магией – сухой, старой, осевшей между книг, как осадки прошлого.

– Профессор, можно?.. – Варя робко постучала, и в ответ раздалось:

– Входите, если готовы к вопросам без ответов.

Они вошли. Профессор стоял у окна, руки за спиной, взгляд – в серое утреннее небо. Он не обернулся.

– Слушаю.

– Мы… изучали магические рода, – начал Артём, собираясь с духом. – И наткнулись на упоминание фамилии… Ветроград. Знакомо?

Тишина повисла тяжёлая. Профессор медленно повернулся. Лицо его было спокойным, но в глазах мелькнуло нечто – тревога? Удивление? Узнавание?

– Откуда вы взяли это имя?

– Из книги, – Варя отвела взгляд. – Она… проявила его. Магическим образом.

– Проявила? – голос Зиновьева стал суше. – В каком контексте?

Артём замешкался, но потом выдохнул:

– В контексте наследия. Там было написано, что я – носитель Печати. Сын линии Ульвина. И имя… Ветроград.

Профессор сел. Долгое время он ничего не говорил. Лишь постукивал пальцами по деревянной поверхности стола.

– Это имя… не звучало в этих стенах десятилетиями, – наконец произнёс он. – Его боялись даже произносить. И, честно говоря… я бы предпочёл, чтобы так и оставалось.

– Но почему? – Варя наклонилась вперёд. – Что в нём такого?

– История, – холодно ответил профессор. – Слишком старая, слишком тёмная. Ветрограды были не просто магами. Они были исследователями границ дозволенного. И однажды… перешли её.

Он встал, подошёл к полке, достал тонкий пыльный том и открыл его.

– Вот всё, что сохранилось: «Линия ветров и слов. Влияние. Завещание небес. Проклятие взгляда. Подпись на дыхании». Это всё, что позволено знать. Всё остальное – под запретом.

– Значит, они манипулировали сознанием? – спросил Артём.

Зиновьев посмотрел на него пристально.

– Не просто манипулировали. Они открыли доступ к первородной магии речи – доформульной, доритуальной. Та, что влияет на волю. Та, что может переломить суть человека, если сказать нужные слова нужным голосом.

– Это… было запрещено?

– Это было признано преступлением. Совет Магии стёр их из хроник. Публично. Но история – упрямая вещь. Она всплывает.