Делани посмотрел на часы: два тридцать семь пополудни. Заканчивалось очень длинное утро. Он встал настолько тихо, насколько мог, и подбросил углей в камин. А дальше? Что дальше? Письмо. Я должен прочесть письмо Грейс. Он поборол мерцающий ужас, переключившись на непосредственные нужды малыша. Я могу сделать ему постель на полу из одеял и подушек, на одну ночь. Или уложить его в одной из двух спален наверху. Но что будет, если он проснётся во мраке ночи? Я не могу позволить ему бродить по лестнице в темноте. О боже…

Теперь его пожирала уже собственная усталость. Раздеваясь и облачаясь в пижаму, он задумался об Эдди Корсо. О том, кто стрелял в него и почему. О том, выживет ли он. Как обычно, вопросы были без ответов. Ему нужно подождать. Медсёстры взяли Эдди в свои утешительные руки. Теперь пора заняться другими делами. Или одним большим. Ему предстояло прочесть это чёртово письмо.

Новогодняя ночь.

Дорогой Папа!

Я очень сожалею, что так с тобой поступила. Мне от этого не легче, поскольку я люблю этого малыша. Однако я осознала, что прямо сейчас не смогу быть ему матерью. У меня в голове каша, и это продолжается уже долго, и ты должен это понимать лучше, чем кто-либо другой. Я определённо съехала с катушек. Чувствую, что способна навредить и себе, и мальчику. Тебе же не нужно, чтобы случилось такое!

Помню, как ты в первый раз повёл меня в музей Фрика, мне было одиннадцать лет, и я впервые увидела Вермеера. Это был образ внутреннего совершенства на земле, и это заставило меня искать столь же совершенной жизни и для себя. Из-за этого же я захотела стать художником, чтобы безопасно жить в студии, создавая свой собственный мир. Похоже, что всё это мне не удалось. Когда ты в прошлом году написал мне о смерти мамы, если это на самом деле так, я не ответила, поскольку была убеждена, что весь мир вокруг – сплошное дерьмо. Лишь мой сын смог заставить меня поверить в то, что нужно продолжать.

Его зовут Карлос Сапата Сантос. Откликается на имя Карлито. Он неплохо говорит по испански и знает несколько английских слов. Его отца зовут Рафаэль Сантос, как тебе известно. Я не знаю, где находится Рафаэль. Он может оказаться в Испании, он говорил, что поедет туда, или в Москве. Я не знаю в точности. Мы не виделись уже четыре месяца, и я буду пытаться его разыскать.

Карлито исполнится три года в День святого Патрика. Día de San Patricio, как его называют в Мексике. Viva Irlanda![5] Он не писается в кроватку. Он спит днём, una siesta[6], и крепко спит ночью. Он привит от оспы, а в Альбукерке ему сделали уколы от дифтерии и столбняка. На вид он вполне здоров. Ты лучше, чем кто-либо, поймёшь, что ему может понадобиться. Он очень умный. Его не крестили. Ni modo[7], как говорят мексиканцы. Не имеет значения.

Я не знаю, насколько хорошо Карлос запомнил своего отца. Даже в Мексике он его редко видел, Рафаэль работал в департаменте народного образования, создавал учебные программы для чужих детей. Рафаэль уехал от нас в июле прошлого года, сказав, что уезжает, чтобы продолжить своё революционное образование, а мы с Карлито присоединимся к нему позже. Он говорил, что направляется в Испанию, а затем, возможно, в Москву, а потом он собирается вернуться со своими уроками в Мексику. Он не вернулся. Не написал мне. И я должна найти его или сойти с ума. В конце концов, я же дочь своей матери.

Я оставалась с его семьёй, будто в тюрьме, ждала три месяца вестей от него, потом взяла Карлито и растворилась в ночи. Я направилась в Таос, штат Нью-Мексико, где осело несколько художников из Нью-Йорка, и, чтобы заработать на пропитание, продавала туристам бездарные пейзажи. Бог мне помог, но мне было так одиноко, что я закрутила роман с художником-акварелистом! Я должна была вернуться в твой дом, но тщеславие перевесило. Я не могла даже попросить о помощи. До сегодняшнего дня.