– Снежок, – сказал он, приподняв его так, чтобы мальчик смог разглядеть.

– Се-зок, – повторил мальчик.

Левой рукой Делани запустил снежок в ближайший забор, об который тот разбился, рассыпавшись в порошок. Он снова сказал: «Снежок!» Мальчика это привело в трепет. Делани слепил ещё один и запустил его посильнее в тыльную часть забора. С забора свалился образованный налипшим снегом барельеф. У Делани заболела правая рука, несмотря на то что он бросал снежки левой. Мальчик зачерпнул немного снега из небольшого сугроба и попытался слепить сам. Первый снежок рассыпался у него в руках. Он попробовал слепить другой, более удачный, затем его бросил фута на два и увидел, как снежок проваливается в очередной сугроб. От восторга он засмеялся.

– Се-зок!

Он слепил ещё один снежок и бросил его, и ещё, и ещё. Бросал левой рукой. Делани понял, почему он всё время перекладывал ложку с хлопьями из одной руки в другую. Похоже, что у нас завёлся ещё один левша. Как его бабушка. Как Молли.

– Се-зок! – визжал малыш. – Се-зок.

Он посмотрел на Делани, будто пытаясь решить, как далеко ему можно с этим зайти. Делани улыбнулся. После этого мальчик нырнул в одну из снежных гор и начал в ней барахтаться, разбрасывать снег руками и пинать его своими маленькими ножками.

– Се! Се! Се! Се!

Малыш заснул у него на руках, пока он нёс его вверх по лестнице. Делани положил его на свою незастеленную кровать, снял верхнюю одежду и башмаки. Мальчик внезапно проснулся и принялся разглядывать странную комнату и лицо Делани. Он не двигался и выглядел испуганным.

«Мамá? Dónde está Mamá?[2]»

– Не волнуйся. Она вернётся.

Подумал: лучше бы она вернулась. Немедленно. Я с этим не справлюсь. Он почувствовал прилив ужаса. Что-то из эпохи дождливых рассветов с примкнутыми штыками. Подумал: я должен прочесть письмо. И это тоже страшно. Подумал: избить бы кого-нибудь. Всё равно кого. Только не этого малыша.

«Всё в порядке, – мягко сказал Делани. – Todo bien[3], Карлос».

Взгляд мальчика заметался по комнате. Он потянулся левой рукой к низу живота.

– Ох, да, я понимаю, давай.

Он взял мальчика на руки и отнёс его в ванную, располагавшуюся между спальней и гостиной. Подняв сиденье, он помог мальчику встать на керамический обод унитаза. Делани подумал: мне нужен ящик из-под сыра. Фанерный, невысокий, плоский и прочный. Я мог бы покрасить его красной краской. Или, может быть, жёлтой. Что мне ещё понадобится? Что может оказаться нужным малышу из того, чего я ему не могу дать? Когда мальчик закончил, Делани показал ему цепочку сливного бачка и то, как ею пользоваться, потом пустил в раковину горячую воду. Он умылся при помощи полотенца, затем горячее влажное полотенце взял мальчик и тоже умыл лицо. Делани его вытер, взял на руки и отнёс обратно в кровать. Он накрыл малыша простынёй и одеялом, и мальчик уткнулся лицом в подушку. Какое-то время он лежал неподвижно. А потом заревел.

«Mamá, Mamá, dónde está?[4]» – бормотал он.

Делани подошёл к мальчику и присел возле него. Он почти физически ощущал нужду и растерянность малыша, а может быть, и его страх. Он похлопал мальчика по спине, нежно и размеренно, словно это билось сердце, и тихо заговорил. Всё хорошо, малыш. Здесь ты в безопасности. Ты будешь есть. Ты будешь спать. Твоя мама вернётся. Но, как только рыдания прекратились, Делани почувствовал, как в нагревающемся воздухе повисают безмолвные вопросы: где я, кто этот человек и где моя мама? Он положил руку на спину мальчика, успокаивая его точно так же, как он успокаивал очень многих людей – раненых, больных, смятенных и преисполненных страха. На кроватях по всей округе. В конце концов ребёнок заснул.