И вот он шёл против ветра по улице Горация, вот Норт-Ривер и дом номер 95, где его ждут. На углу он увидел, как мальчишки катаются со снежной горки на чём-то знакомом. Прогулочная коляска. Роза не теряла время даром. Вдоль тротуара кто-то расчистил лопатой узенькую дорожку. Она вела через передний двор прямо до калитки под навесом. Где ты теперь, моя маленькая девочка, которая теперь стала женщиной? И где же ты, моя дорогая Молли?
В холле поджидали семеро пациентов, двоим из которых пришлось стоять: все скамьи были заняты. Трое читали «Дейли Ньюс», все с облегчением посмотрели на вернувшегося доктора, нерешительно улыбаясь либо кивая в знак одобрения. Пятеро – женщины. Обычный день. «Мне нужно пять минут», – сказал он и удалился в офис. Моника была занята карточками и почтой. Она улыбнулась и потребовала, чтобы он снял пальто и галоши. «Или вы сами подхватите пневмонию».
Он повесил пальто, шляпу и шарф на стоячую вешалку, затем присел, чтобы стянуть галоши. Повеяло теплом от небольшой керосиновой печки, располагавшейся позади Моники у низких зарешёченных окон.
– Где мальчик? – спросил Делани.
– Наверху с мисс Верга. С Розой. Они наводят порядок в комнатах. В его и её комнатах.
– Она переезжает сюда?
– Конечно.
– Я ничего о ней не знаю, Моника.
Она подняла листок бумаги и посмотрела в свои записи.
– Звать её Роза Верга. Анджела сказала мне, что имя настоящее. Она говорит, что ей тридцать два, то есть на самом деле тридцать восемь. Она из Агридженто, это Сицилия, шесть лет посещала там школу. Значит, четыре. Она умеет читать и писать. По-английски тоже, училась по «Дейли Ньюс» и словарю. После войны побывала замужем, муж умер, и она перебралась сюда.
– Ей приходилось ухаживать за детьми?
– Нет. Она работала в трёх магазинах сладостей и шила платья. Убирала по ночам офисы на Уолл-стрит, работала официанткой в разных заведениях, включая ресторан, которым управляла Анджела до того, как открыла собственное дело.
– У неё не было детей?
– Говорит, что она неспособна.
Он сложил руки и отсутствующе посмотрел через окно на улицу. Дети вприпрыжку бежали к реке.
– Что ты обо всём этом думаешь, Моника?
Она вздохнула.
– Ну, не знаю… Она несколько самонадеянна. Однако, чем чёрт не шутит, дайте ей шанс. Если не справится, всегда можно выгнать.
Зазвонил телефон.
– Офис доктора Делани, чем могу помочь? О. Да. Он принимает до четырёх. Приходите, миссис Гриббинс.
Моника повесила трубку.
– И сколько ей нужно платить? – спросил Делани.
– Она хотела десять долларов в неделю плюс проживание и питание. Я уговорила её на восемь на первые несколько недель, а возможно, и месяцев. Потом посмотрим.
– Жёсткая ты, Моника, – сказал Делани. Потом вздохнул и кивком указал на дверь в приёмную. – Кто там первый?
– Давайте начнём с мисс Монаган. Если она ещё не померла.
Мисс Монаган вошла в небольшой офис, где Делани сидел за своим заваленным бумагами столом. Ей было около сорока, несколько лет назад она попала сюда с переломанной рукой – поскользнулась на льду. У неё было шестеро детей, старшему всего лишь одиннадцать, мужа не было, работала в кинотеатре на Четырнадцатой улице. Держалась она напряжённо и робко. Она не сняла своего вязаного пальто, но и в нём продолжала дрожать. Когда дверь закрылась, он спросил её, в чём дело, хотя уже всё знал и так.
– Ох, доктор Делани, это ужасно, ужасно. Я проснулась в ознобе, меня лихорадит, и холод, и жар одновременно. У меня ужасная боль справа в груди, ужасная-ужасная. Пошла в сортир, выплюнула, а там – кровь.
– Снимите пальто.
Она сделала это. Он взял образец мокроты, потом постучал над правой грудью пальцем. Приложил стетоскоп и услышал её булькающее дыхание. Сомнений нет, крупозная пневмония.